этот раз. Вот теперь я по-настоящему, разозлился. Причем и до сих пор та волна гнева, которую я поймал при расставании с нею, прорывается сквозь мои слова неудержимой пеной так, что со мною просто невозможно общаться. Чему я собственно и очень рад. Короче, вне себя от ярости и своих глупых ошибок, я вернулся домой открытым каналом. Что это значит? Ну, в нашей профессии есть множество потайных способов передвижения по этому миру. Но не в этот раз. Мне было плевать. Плевать на все, что произойдет потом. На все последствия и продолжительную промывку мозгов на ковре у начальства. Я просто решил все забыть. И уйти туда, где зелень гор скрывает тех, кто способен убивать из засады. Наверное, вы думает, что я сделал это что бы забыть о ней? Ну, да. Конечно же вы правы. Я лез на острие ножа, понимая, что теперь моя жизнь может закончиться очень быстро. Но мне так хотелось освободить ее от обязанности ко мне. Конечно же меня быстро списали в обойму пенсионеров, и я оказался там, где и хотел остаться. Меня понизили в должности до инструктора рукопашного боя, чему я был несказанно рад. Я дубасил своих подчиненных и неокрепших еще оппонентов по службе с такой неудержимостью, что некоторые из них вынуждены были подать рапорт о переводе в другие структуры нашей обширной службы. Но с другой стороны, тот кто упорно продолжал подставлять свою голову под мои тяжелые кулаки, получал бесценный опыт выживания. Потом еще мы ходили на групповую «охоту». Ну, это когда про очередные взрывы в газетных колонках пишут «боевики», а думающие люди подразумевают «спецназ». Но мне было грустно. Не знаю, как вам объяснить это состояние, но я потерял радость игры со смертью. Вы думаете я начал ее боятся? Глупости. Я начал ее искать, но она убегала от меня без оглядки. Конечно же я иногда просматривал тот самый злополучный адрес электронной почты, но он оставался пуст. И это выводило меня из равновесия еще больше. Нет, не потому что я поступил глупо, а потому что мне показалось, что я ошибся в оценки ситуации. Впервые в своей жизни. Мне показалось, что я обманулся в своих наблюдениях и проклинал свою спесь последними словами.
–Придурок! Ослиная морда! – Ругал я сам себя, вспоминая тот миг, когда мой губы коснулись ее губ. Потом еще, стоя в проеме автобусной двери, я оглянулся и увидел, как она прижимает к груди свои руки и маленькая слезинка медленно ползет вниз по ее бледной щеке. Я развернулся на месте и крикнул ей в след ее падения:
– Primo pallavolo, позвони мне! – Я улыбнулся и сделал ей рукой знак телефонной трубки. Идиот! Она коротко кивнула головой и ее лицо опять покрылось бледными пятнышками внутренней боли. Автобус тронулся, и она бессильно рухнула на зеленый газон стоянки. Как я себя ругал в тот день. Если б вы знали, как я себя ненавидел! Порою мне просто не хватало слов, чтобы обозвать самого себя. Но может быть главное слово из них, было слово – глупость. Непростительная ошибка, глупость моего сердца. Но так устроен этот мир. В нем существуют человеческие ошибки. Просительные или нет. Но они вольно или не вольно, совершаются нами, заставляя страдать нас, воспоминая их. Так прошло долгих двадцать восемь дней. В течении этого времени, я очень точно научился различать голос своей мамы, который так неожиданно зазвучал во мне первый раз, там, далеко. В той стране, где растут высокие пальмы, и светит жаркое солнце. Нет, конечно же я помнил ее голос. Хотя мне и было то тогда 6 лет от роду, когда они вместе с отцом и двумя старшими братьям покинули меня, сгорев в автомобильной катастрофе. Но голос мамы, ее тембр, остался со мною навсегда. Просто я его забыл. Со времен конечно же. Я ведь стал взрослым. Но именно в эти дни непонятного для меня ожидания и непонятной для меня надежды, я с новой силой ощутил боль отсутствия материнского тепла. Мне было больно. Я начал пить. Пить много и беспробудно. Но свойство моего тела не изменилось со временем и спиртное никак не хотело задерживаться у меня в крови. Но мне нужен был сам процесс безудержного застолья, солдатских песен, дыма папирос. Этот процесс заглушал мой внутренний голос, который твердил только одно:
– Оставь все как есть.
Легко говорить. Трудно сделать. Изредка посматривая на страницы инета, я все больше и больше приходил к ощущению, что я совершил ошибку. Непростительную, глупую ошибку мальчишки. Возомнившего тогда о себе невесть что. Но вот однажды все было кончено. По прошествии 28 ми дней, я в очередной раз проверил почту и струйки холодных мурашек окатили мою спину. Она написала письмо. Двадцать восемь долгих дней, но она ответила мне, моя Primo pallavolo!
– А ты ж твою маму кочерыжка! – Крякнул я от неожиданности и ударил рукой по крепко сбитому столику в нашей палатке. Консервные банки и пустые следы нашей вчерашней посиделки, дружно подпрыгнули вверх и веселой гурьбой шлепнулись на пол. – – Пропал! Сгорел! Вот теперь вообще все пропало! – Так думал я, в сотый раз, вглядываясь в маленький экран телефона, не в силах понять всей сущности происходящего со мною. За этим маленьким конвертиком на экране дисплея лежала вся моя жизнь. Наверное, вы думает, что я очень сильный человек? Ошибаетесь. Сильный человек это тот, кто умеет преодолевать свой страх в любых ситуациях. Мне так казалось, что я умею его преодолевать. Но вот оказалось, что это совсем не так. В течении двух долгих дней, я так и не смог открыть ее письмо. Я испугался. Как последний, трусливый зайчишка, я испугался ее любви.
–Наверно там ничего нет. Наверное, кто-то ошибся и прислал мне письмо. – Уговаривал я сам себя в глупой надежде на непредвиденную ошибку. Но кто мог кроме нее прислать мне письмо на мой второпях придуманный адрес? Короче, вечером на исходе второго дня, я решительно нажал кнопку ответа. Он гласил:
– Здравствуйте. Я не знаю, что Вам написать. Но я Вас люблю!
– А а а а а, – заорал я так громко, что разбудил в палатке чуть не всю бригаду, вернувшуюся с ночного дозора. Наверное, вы думаете, что я кричал от радости. Ошибаетесь. Я кричал от боли. От боли в груди. Что то там так защемило, так закипело, что я окончательно перестал контролировать себя. Я выскочил из палатки и в течении суток
