К этому моменту даже в комендатуре Видяевского гарнизона осознали, что ни скрыть, ни как-то компенсировать происходящее не удастся. Командир СОБРа из Мурманска незаметно взял всё командование захватом/нейтрализацией на себя. С Пулькиным начали переговариваться, а дальше всё было по схеме – «принесите водки, чтоб пробки были целые – проверю». Принесли, пробки целые, ясное дело, но уже минут через 30 стало понятно, что Пулькин засыпает – голос стал тише, язык заплетался… СОБРовский майор негромко инструктировал своих: «Живой он не нужен, понятно? В первые двадцать секунд, потом будет поздно.» И тут вновь вылез каплей-особист, душу которого жгли совесть и жажда мести: «Возьми меня с собой, майор…» Уговорил, а уже на подходе к причалу уговорил даже пустить его в кубрик первым, наобещав сразу завалить этого Пулькина.

И кричал майор ему в этой темноте: «Стреляй, ну, стреляй же сука!..

Отставить! Отставить стрельбу! Вытаскивайте его!»

А каплей потом сказал – не смог, пистолет прямо в ухо ему сунул – и не смог.

Так что, всякие письма из дома приходят, и весточки от любимых разные сарафанное радио приносит.

А Пулькина судили. В психушку его задвинули. На пожизненно.

А в Сирии… Будем считать, что обошлось.

О борьбе за живучесть

В бытность меня молодым флагманским штурманом припёрся я к комбригу Александру Константиновичу Смирнову с доносом на командиров кораблей, суть которого сводилась к обвинению в нежелании оных командиров заниматься штурманской подготовкой как себя лично, так и подчиненных офицеров.

Александр Константинович Смирнов – человек небольшого роста, но гигантского авторитета, – ещё был славен своей неудержимостью и вспыльчивостью, а также боевой готовностью. Он встраивался в обстановку практически мгновенно – как бы крепко до этого не дремал на диванчике в штурманской, завернувшись в тулуп. Называли его за глаза АК, намекая не только на инициалы, но и на способность вести огонь по окружающим из любого состояния – в песке, в грязи, с неисправной МР-105 и тд…

Так вот, выслушав мои диатрибы, он помолчал, а потом удивительно миролюбиво (я сразу напрягся, разумеется) спросил: «Флагштурман, доложите тактику борьбы с пожаром?… Ну, понятно… А с водой?»

В сильно облегчённом виде его последующий монолог выглядел так: «Уважаемый флагманский специалист! Вот вы не знаете про БЗЖ, а командир знает, и назубок спросонья отчеканит эту тактику! Командир корабля обязан знать и уметь сотни вещей! Сотни! Почитайте его обязанности в Корабельном уставе! Ах, читали? Ещё раз почитайте! И зарубите себе на носу, что командир несёт персональную ответственность за то, что перечислено в этой статье, а за БЗЖ – в особенности! В особенности, штурман! А за навигационную безопасность ответственность делится – со штурманом! Со штурманом, вы поняли? Так вот, помочь командиру в БЗЖ кроме механика никто не сможет, а в ваших обсервациях при необходимости разберётся любой вахтенный офицер. Идите отсюда. И предупреждаю – вы несёте персональную ответственность за подготовку командиров и корабельных офицеров по своей части…»

И ещё одно соображение от него, прозвучавшее после того, как мы целый день изучали приказ ГК ВМФ, посвящённый разбору обстоятельств гибели К-278. Ни к кому не обращаясь, но явно делая себе зарубку в памяти, он сказал: «Лишний раз убеждаюсь, что пожар на корабле значительно опаснее поступлений воды…»

Кстати – о муренах

Стояли мы как-то КПУГом – «Достойный» и «Бессменный» – в сирийском Тартусе. Обстановка была рядовая, по ночам сирийцы тревожились, проводили гранатометание в акватории, отбиваясь от подводных диверсантов Моссада, днем на город сползало сонное уныние…

Неподалеку от наших причалов начинался пляж, тянувшийся на километры к северу, вечером, когда солнце спадало, мы отправлялись туда купаться – подальше от портовых вод с пятнами мазута, солярки, мутных, наполненных кишечной палочкой и прочими вибрионами.

С пресной водой было плоховато – ВТР приходил редко, командование ПМТО не напрягалось с обеспечением, поэтому на возвращении с пляжа мы всегда заныривали в небольшой морской природный бассейн, образованный углом береговой черты и грудой валунов, окаймлявших его с мористой части. Где-то с берега бил родник, и при спокойном море в этом бассейне вода преснела, была едва соленой на вкус – чем мы и пользовались для смыва морской соли. Прохладная прозрачная водица очень радовала, восточное Средиземноморье – просто адское пекло летом!

Так мы и купались, пока русскоговорящие из местной ЧК – «Мухаббарат», – не рассказали нам, ухмыляясь, что местечко – самое муренистое, очень любит этот морской зубастый угорь такую опресненную водичку и каменистое дно с лабиринтами валунов…

Испортили праздник, сволочи…

Маринистика – Комсомолец

Скр «Достойный» выводили из завода. Несколько лет среднего ремонта и отношения к заводскому кораблю как к кадровому отстойнику превратили его в кладбище надежд. Лихорадочные попытки командования бригады в последние месяцы расчистить завалы, стажировки офицеров на плавающих кораблях принесли свои плоды, однако ни о каком самостоятельном плавании речь пока идти не могла. Решение лежало на поверхности и было реализовано – на корабль посадили штаб, и, превратив флагманских специалистов в командиров боевых частей, приступили к сдаче задач.

Покурив и попив чайку, офицеры штаба, среди которых был и я – вновь назначенный флагманский штурман после классов, – пришли к выводу, что работа предстоит неслабая. Все уже давно отвыкли заниматься портянками, рундуками, приборками, обходами, а хотели по-прежнему вырабатывать предложения в решение командира соединения на поиск и уничтожение подводных лодок по различным видам обеспечения и закрывать море на замок в 17 часов. Ситуация осложнялась тем, что комбриг Смирнов когда-то командовал Достойным, а теперешний командир Достойного Вася Ященко был однокашником начальника штаба Жаринова по училищу, сыграть на противоречиях КБ и НШ в данном случае не удавалось – их не было, противоречий, не могли они допустить прокола с этим кораблем.

«Предчувствия его не обманули,» – после нескольких серьезных разносов мы включились в работу, которую штабу флота удалось простимулировать, прислав на Достойный директиву о подготовке к боевой службе. К чести корабельных офицеров надо сказать, что отсутствие опыта и знаний большинство из них компенсировало работоспособностью и готовностью учиться. Дело, в общем-то, шло неплохо, постепенно анекдотических ситуаций становилось все меньше, К-1 сдали, не потеряв лица, К-2 проскочила с оценкой «хорошо», а на К-3 экипаж уже чувствовал себя оморяченным, что подтверждалось определенным снижением уровня воинской дисциплины.

Постоянное нахождение в море, стоянка в Североморске вместо родного арагубского захолустья, посещение семей раз в две-три недели сделали свое дело – подготовка к боевой службе началась