и т. п.497… В 135-м стрелковом полку 45-й дивизии с мая 1936 г. по март 1937-го командирская учеба проводилась всего четыре раза! Срывы командирской учебы фиксируют и приказы «предрепрессионных» лет по 23-му стрелковому корпусу – единственному в БВО, от которого они сохранились…
В ОКДВА в 1936 г. систематически не занимались ни со штабами батальонов, дивизионов и полков, ни с командирами взводов и рот (в результате, констатировали в штабе армии в конце года, командирская подготовка «дала невысокий результат») 498. Командование частей и соединений и тут кивало на строительство и хозработы – которыми действительно занималось тогда большинство личного состава ОКДВА, – но ведь ничего не изменилось и после резкого сокращения в конце 36-го объемов строительства! На отчетно-выборных партсобраниях и партконференциях, прошедших в соединениях ОКДВА в апреле 1937 г., о командирской подготовке говорили одно и то же:
– командирская учеба срывается (партсобрание штаба 26-й стрелковой дивизии);
– срыв командирских занятий – «обычное явление» (партконференция 23-й механизированной бригады);
– «начсостав привык к этим срывам и не верит, будет ли занятие или нет» (партсобрание штаба и управления 21-й стрелковой дивизии);
– командирской учебой комсостав не занимается (партконференция 39-й стрелковой дивизии)499…
При этом начальник 1-й части штаба 21-й дивизии капитан Щербаков прямо указал, что в срывах занятий со штабистами виноват начальник штаба (а не хозяйственные заботы. – А.С.).
Словом, по меньшей мере часть тех случаев срыва занятий боевой подготовкой, о которых сообщают «предрепрессионные» документы УБП РККА и трех самых крупных военных округов, следует отнести на счет недисциплинированности комсостава. А случаев таких было очень много.
«В учебных планах систематические срывы», – констатировал начальник 2-го отдела Штаба РККА А.И. Седякин после инспектирования отделом ряда соединений МВО, ЛВО, УВО, БВО, СКВО и СибВО весной 1935 г.; о том же читаем мы и в единственных сохранившихся от той весны материалах инспектирования войск ОКДВА: в 21-й стрелковой дивизии планы боевой подготовки «полностью не выдерживаются, есть срывы в занятиях»500.
К осени, правда, ситуация выправилась: на полях доклада от 19 сентября 1935 г. об итогах инспектирования 43-й стрелковой дивизии БВО, против слов: «Как правило, занятия велись строго по намеченному плану, срывы занятий были весьма редки», заместитель А.И. Седякина С.Н. Богомягков пометил: «Это – одно из заметных достижений в 35 году. Всюду!» Помполит 17-го стрелкового корпуса КВО И.В. Сафронов, сообщая 11 февраля 1936 г. об итогах проверки им 24-й и 58-й стрелковых дивизий, тоже отметил, что «план, как правило, уважать научились»501.
Однако затем это уважение вновь было потеряно. Уже 4 апреля 1936 г., докладывая о боевой подготовке «ударной» 2-й стрелковой дивизии БВО, старший инспектор ПУ РККА дивизионный комиссар Я.Г. Индриксон указал, что «целиком планы не выполняются, много еще срывов по всевозможным причинам». В докладе замнаркома обороны М.Н. Тухачевского от 7 октября 1936 г. «О боевой подготовке РККА» говорилось уже о «постоянных изменениях расписания учебного дня и систематическом недовыполнении учебных часов по специальности» во всей пехоте Красной Армии, а приказ наркома обороны № 00105 от 3 ноября 1936 г. назвал частые срывы учебных планов явлением, «общим для всех родов войск» РККА502.
«Основой боевой подготовки должен стать твердый учебный план части, ненарушимость и выполнение которого обязательны для всех командных инстанций и лиц», – жестко потребовал приказ № 00105, а конкретизировавший его установки и вышедший в тот же день приказ № 0106 уточнил: «Категорически воспрещается кому бы то ни было изменять или нарушать учебный план полка (отдельной части)»503. Но и эти документы постигла судьба многих грозных приказов наркома: их (а также приказы и распоряжения, отдававшиеся на их основе командующими войсками округов) не выполняли!
Если командиры не будут следить за срывами занятий, предупреждал на совещании комсостава ОКДВА 9 ноября 1936 г. В.К. Блюхер, «я не остановлюсь перед самыми суровыми мерами»; ему вторил в приказе № 0630 от 23 ноября врид командующего Приморской группой ОКДВА комдив А.Ф. Балакирев: «Решительно прекратить срывы учебных планов частей, категорически запретить всем без исключения командным инстанциям и лицам срывать основу учебного плана части – ротные (батарейные, эскадронные и т. д.) расписания»504. Но 27 марта 1937 г. помощник начальника 2-го отдела штаба ОКДВА майор В. Нестеров констатировал все то же «полное отсутствие дисциплинированности среди целого ряда лиц командного и начальствующего состава» («все считают, что приказы и уставы пишутся для всех, но только не для них») и, соответственно, «плохую организованность учебы на всех ступенях командования и штабов» – со срывами занятий, ломкой расписания и т. п.505 О том же говорилось и в направленном в мае 1937 г. командующему Примгруппой, командирам корпусов и начальникам родов войск и служб ОКДВА письме В.К. Блюхера: нарушая приказ № 00105, высший комсостав срывает подчас планы боевой подготовки частей, а средний и старший допускает невыполнение ротных расписаний занятий…
«Срывы распорядка дня в подразделениях, – уточняли 17 мая во 2-м отделе штаба ОКДВА, – это не исключение, а наблюдается повседневно»506. В отдельном батальоне связи 26-й стрелковой дивизии штадив сорвал одиночную подготовку связистов, в 21-й стрелковой комсостав «не любил тактику» и урезал поэтому время на тактическую подготовку, в полковой школе 197-го стрелкового полка 66-й дивизии в мае 1937 г. огневой подготовкой занимались лишь полтора часа (вместо 15 по плану), во 2-й механизированной бригаде на подготовку командиров башен по радиоделу вместо положенных 400 часов отвели только 250, в 20-м стрелковом корпусе «планы боевой подготовки частей нарушались и не выполнялись на протяжении всего учебного года»507 – и т. д. и т. п.
То же и в КВО. «[…] Упускали главные виды учебы, – подытоживалось в докладе политуправления этого округа от 31 июля 1937 г. – На основе телеграмм врага народа Якира от 5.V.37 г. стрелковые части переключились на отработку задач огневой подготовки, совершенно забросив тактическую подготовку […]»508.
«Дорепрессионные» документы свидетельствуют, что это отнюдь не преувеличение борцов с «последствиями вредительства». Так, проверив 2–5 января 1937 г. ход боевой подготовки 96-й стрелковой дивизии, командир 17-го стрелкового корпуса комдив В.Э. Гермониус и его штаб выявили, что в 288-м стрелковом полку 8-часовой учебный день укорочен до 7,5-часового, в 286-м – до 7-часового и что в ряде частей в учебное время проводят политинформации… Проверив 3–4 июня ход боевой подготовки частей Гниваньского лагерного сбора, те же лица увидели, что срывы плановых занятий допускают и в 71-м стрелковом полку 24-й стрелковой дивизии и в 17-м саперном батальоне. Начальник политотдела 15-й стрелковой дивизии 23 февраля 1937 г. доложил, что «подразделения, в которых жизнь и учеба проходят организованно, без срывов и опозданий, являются большим исключением»… Инструкторская группа полковника Л.А. Книжникова из АБТУ РККА, проверившая 13–17 марта 1937 г.