суток – именно на это время по погоде был задержан «Воровский» в Мурманске. В последний день моего «сиденья на Коле» ко мне приехали арагубские и североморские друзья – мы славно выпили-закусили в Гудке! Настолько славно, что на гостеприимную гремихинскую землю я прибыл, накрытый темным облаком раскаяния. Вступительная речь командира противолодочного дивизиона Василь Филиппыча Ушакова в мой адрес сильно расширила мой словарный запас в части обозначения поведения отдельных офицеров, начинающих службу на новом месте с опоздания, и добавила к раскаянию еще и осознание того, что старлея мне не видать, как своих ушей. Леша Иванов, подхвативший мое ослабевшее тело для ретрансляции на корабль, с нескрываемым удовольствием сообщил, что ему тоже третью звездочку на погоны обещали годам к 35-ти: «Ты в хорошей компании, старик! Нас, штурманов, здесь всего двое на пять ходовых кораблей – мы будем виноваты за всё!»

Так оно и случилось – из морей мы не вылезали, дело доходило до того, что нас передавали в точке с борта на борт как посылочку. Такая напряженность – дело, конечно, хорошее, навыки отрабатываются до автоматизма, молодой организм выдерживает нагрузки, приобретается определенная лихость и легкость в суждениях, докладах и действиях…

Василий Филиппович Ушаков, командир 12 противолодочного дивизиона 2 бригады кораблей охраны водного района, капитан 2 ранга, был человек необыкновенной физической мощи. Выпускник училища Фрунзе, мастер спорта по гребле, он производил на вверенный ему личный состав неизгладимое впечатление. Однажды он в приступе ярости сжал карболитовую трубку ВПСа так, что осколки брызнули из кулака – матросик, отвечавший за пропавшую 811 сеть, стоял перед ним, белее полотна. Косая сажень в плечах, ростом под 2 метра – машина для убийства непокорных лейтенантов, – и я с моим пределом в 9 подтягиваний и 3 подъема переворотом! А он еще и службу знал, и в моем деле разбирался весьма прилично…

Василь Филиппыч не оставлял меня своим вниманием, поставив, видимо, цель – разъяснить мне, что такие, как я, должны сгореть в топке океанского флота, не оставив следа. Возможности выжить в обстановке тотального террора я не видел, поэтому решил «делать, что должен – и будь, что будет!», о чем и сообщил Леше в редкую свободную минуту, которую мы отмечали, слив спирт из путевого компаса одного из наших СКРов.

Но что-то я, видимо, делал не так – обратная сторона моей служебной карточки заполнялась быстро.

Февральской ночью 1984 года СКР-126 ошвартовался в Екатерининской гавани – прямо под штабом Кольской флотилии. С раннего утра предстояла погрузка мин – минер Коля Чернов сразу же отправился на базу разбираться в этих сахарных принадлежностях, рогатого поставили дежурить по кораблю, но уже в 7 часов утра наш помощник Костя Балбеков извиняющимся тоном (мне за последние двое суток удалось поспать часа 4) попросил: «Штурман, поддежурь часов до 9, сейчас артиллерист на инструктаж сходит, а?» Продемонстрировав на физиономии отвращение к несправедливому миру я нацепил портупею и отправился принимать дежурство. Рогатый уже бил копытом: «Пашаменяпорвутдавайбыстрее!» – бросил ключи, повязку, и был таков…

На часах 7.30, покурив 5 минут, я встал на накатанную колею дежурства – окончил приборку, построил экипаж по большому сбору и начал утренний осмотр. За 5 минут до подъема флага на юте появился комдив Ушаков, поприветствовав экипаж, он занял свое место. Я, продолжая предаваться размышлениям о невзгодах и своей тяжелой судьбе, дождался сигналов точного времени и доложился: «Товарищ комдив! Время вышло!» – «Флаг поднять!» – прозвучало в ответ и мной громко отрепетовалось. В следующее мгновение я покрылся холодным потом, в голове застучал молот Тора – возле флагштока НИКОГО не было… И флага не было…

А везде был – над МПК и тральщиками 77 бригады гордо реяли сине-белые полотнища с красными звездами, серпасто-молоткастые, хорошо заметные даже в полярной ночи… А над СКР-126 ничего не реяло, только с сигнального мостика торчала удивленная физиономия проспавшего все на свете вахтенного сигнальщика. Ощущая над головой скалу, я повернулся к Васе Ушакову. «Что стоите!! Распускайте команду! Офицеров постройте!» – нашелся тот. Вольно разошедшаяся команда в удивительно короткие сроки убралась с юта.

Никогда в жизни я не чувствовал себя так плохо… Проклятые лихость и легкость, которыми я так гордился, обозначая себя повидавшим виды и все умеющим, сыграли со мной злую шутку…

Вася с трудом сдерживал себя, на смуглом обветренном лице (профиль, кстати, у него был медальный) ходили желваки: «Второй раз! Второй раз за всю мою службу на моем корабле не подняли флаг. Да понимаете ли вы, товарищ лейтенант, что значит подъем флага! Весь Военно-морской флот от Камчатки до Балтийска сейчас стоит по стойке смирно и только мы…» – слава Богу, у меня хватило ума не напоминать ему о часовых поясах. Ушаков поведал нам о матросе Худайбердыеве, загубившем подъем флага на СКР «Барс» и вдруг спросил меня, стоявшего перед строем из 3-х человек: «Ну! Кто виноват, Вишняков, кто?!» «Я, – ответил я, не раздумывая, – я, товарищ комдив».

«Все свободны, товарищи офицеры, – тихо, абсолютно спокойно, даже бесстрастно, сказал Ушаков – Штурман, найдите себе смену, через 15 минут мы уходим в штаб флотилии на инструктаж».

Больше никогда он не вспоминал этот случай, также был придирчив и недоверчив в отношении моих рекомендаций, также не давал проходу, все время задавая мне вопросы типа: «Доложите определение коэффициента корреляции», но этот случай не вспомнил ни разу. Через пару месяцев его назначили командиром ОБНК в Анголе, а сменивший его Леонид Иваныч Ромашко сказал мне в доверительной беседе: «Паша, он думал, что ты сейчас оправдываться начнешь, на сигнальщика валить, на то, что не выспался, что заступил дежурить 20 минут назад, тут-то тебе и был бы кирдык…»

Звания старших лейтенантов мы с Лешей получили в срок. Выяснилось, что представления подписал Ушаков перед своим уходом.

Такие дела.

Крыска

Крысы – спутники моряков. На любом корабле/судне/плавсредстве есть крысы – и не верьте всяким докторам и прочим эпидемиологам, рассказывающим об успешных дератизациях.

Я познакомился с ними на первой корабельной практике – на Октябрине. Крысы обгрызли пятки моему однокласснику Шуре Обеснюку, когда тот спал, выставив ноги из-под одеяла. Вскочив утром по команде «Подъём!», он с воплем повалился на рундуки – кожа была съедена практически до живого мяса…

Много раз после этого я встречался с крысами: серая молния выскакивала прямо из-под ног, шуршание над головой по подволоку, блеск глазок-бусинок из темноты под столом… Омерзение и животный ужас: вот чувства, которые я испытывал и испытываю, встречаясь с ними – умными, хитрыми, бесстрашными.

Мой однофамилец командир РТД «Доблестного» Слава Вишняков, человек большой физической силы и неимоверной доброты, обходился с