Доктора сразу сообщили по анатомической подведомственности данного насилия и бойца забрали в Серый дом на проспекте Ленина. «Федю я успокоил, но к вечеру до него снова дойдет, что ему опять майора не дадут, поэтому всем надо рыть землю,» – Вова быстренько нагрузил нас задачей выпытывать дефлорационные подробности у подчиненных нам моряков.

Ха! Не тут-то было! На борту очень быстро появились две очень миленькие малярши, которые, краснея и запинаясь, доложились, что с этими парнями у них любовь – бурная и активная, вот и фигуры начинают подтверждать! Действительно, животики уже заметно округлились, а девицы со слезами рассказывали все подробности этого комплекса нарушений воинской дисциплины: самовольные отлучки каждую ночь, неоднократное употребление спиртных напитков, которые и сломили волю неприступных красавиц из Гомеля…

Задумались – зачем двум здоровым парням, не страдающим от недостатка женского внимания, собирающимся на гражданку, эти гомосечные подвиги? И тут кто-то тихо постучал в дверь…

В каюте появился матросик – забитый всеми, вечный приборщик любого объекта, в робе, рукава которой приходится закатывать, в стоптанных гадах, грязный и пахнущий. «Тащ, – обратился он к механику, – можно обратиться?» «Можно Машку за ляжку, а козу…» – возмутился механик, но осекся – «Что там у тебя?»

И вот, понижая голос в наиболее патетических местах, зема рассказал леденящую душу историю, как однажды, зайдя в ЗКУ, он увидел того самого бойца со спущенными штанами и черенком от лопаты, торчащим «сами знаете, тащ, откуда.» Но тот шуганул его, а он и ушел, потом тот напугал его, сказал, что утопит, «если чо, тащ.»

Механик сорвался с места и ринулся в ЗКУ. Скоро он нам с гордостью предъявил кусок черенка от лопаты, рабочая часть которого была сформатирована соответствующим образом, обработана до нужной степени чистоты, и имела следы использования по прямому предназначению…

Все закончилось хорошо – на следующий день торжествующий командир отвез инструмент в дивизию, оттуда его переправили заинтересованной силовой структуре. Бойца болезного мы больше не видели, судьбой его не интересовались, а вот годки вернулись дня через три – присмиревшие, тихие, прямо сердце радовалось, глядючи, как они службу рвали! Девицы-то им доступно объяснили, что это они их от тюрьмы спасли, так что в ЗАГС давайте быстро! Утратившие волю к сопротивлению морячки были на все согласны – так оно и случилось.

А наблюдательный паренек так и продолжил служить, механик разглядел в нем толк и пристроил писарем – отъелся он быстро, а правила русского языка через подзатыльники быстро освоил…

А зачем это было нужно тому будущему участнику гей-парадов – до сих пор не пойму, служить, наверное, не хотел…

Такие дела…

Жертва на алтарь боевой готовности

Русский флот несколько раз за свою историю становился объектом неожиданного нападения – Петропавловск, Порт-Артур, Кронштадт… Кошмар внезапной атаки, да еще в ночь с субботы на воскресенье, преследовал наших флотоводцев любого ранга при любой власти. Начиная с наркома Кузнецова предпринимались организационные и технические меры, писались соответствующие директивы и приказы, организовывались внезапные проверки – часто с неутешительными результатами…

Война всегда незримо присутствовала во флотской жизни, иногда в разгар какого-нибудь учения по ПВО я вдруг начинал воспринимать происходящее как реальную боевую работу – и становилось жутко…

В соединениях кораблей и пунктах базирования разрабатывались свои рецепты от этой болезни. Поскольку стратегического (или хотя бы оперативного) видения проблемы командирам уровня «дивизион-бригада» не хватало ввиду их недопуска к соответствующим планам, то и рецепты были, так скажем, местечковые – у проверяющих из Москвы они вызывали то оторопь, то брезгливое понимание, так, через губу: «Ну да… На вашем уровне это, конечно, приемлемо…»

А замысел наших отцов-командиров сводился, в-основном, к одному – в случае войны дать ход, оторваться от причала и вылететь в открытое море, там и встречать «звездные» налеты, натовские «Пингвины» и «Гарпуны»…

Вот для обеспечения этого, по-жуковски прямого и по-кузнецовски результативного, решения и выдумывались цепочки оповещения офицеров и мичманов, находящихся на сходе, реальные (а не в соответствии с требованиями очередных придумщиков из Арбатского военного округа) графики приведения на соответствующий уровень боевой готовности. Механики думали над возможностью запустить главные двигатели за четверть часа, штурмана с тоской пытались оспорить законы теормеха и изменить инерциальное пространство, сократив тем самым время ускоренного запуска гирокомпаса с часа, ну хотя бы до тех же минут 15…

В конце концов выработались реальные перечни действий, их опробовали на фоне плановых мероприятий боевой подготовки и объявили в качестве безусловных неписаных постулатов. За их несоблюдение командиров карали строго, невзирая на командирские амбиции и происхождение – не выговорами и разными другими замечаниями, а серьезным разговором в комбриговской каюте, с обязательным цитированием слов адмирала Макарова «Помни войну!». Не делавшим выводы придерживали служебный рост, избавлялись от них, переводя на береговые должности – даже с повышением, лишь бы избавиться от человека, не понимающего важность готовности к войне.

Главным условием, обеспечивающем выполнение задачи вывода сил из-под удара, был быстрый отход от причала. Особенности базирования в каждой губе разные: протяженный причальный фронт и обширная акватория губы Ваенга, стесненные условия из-за близости берега и лодочных причалов в Ара-губе или Екатерининской гавани, извилистые пути выхода из Западной Лицы и Оленьей – все это заставляло биться флотскую руководящую мысль в выборе соответствующих курсов отхода, режимов использования машин, очередности съемки со швартовых. Отход корабля от причала кормой практически всегда приводил к колоссальному затягиванию времени – корабль, идущий кормой вперед, управляется плохо, его несет ветром-течением…

В нашей 130-й противолодочной бригаде в конце концов пришли к выводу, что СКР 159 проекта, находящийся в постоянной готовности, должен стоять носом на выход, что вкупе с дизелем в качестве главного двигателя и обеспечивало пресловутые 15 минут.

Акватория южной части губы Ара вполне позволяла развернуться кормой к причалам нашим «мотоциклам», имеющим в дополнение к стандартной винтовой группе (три линии валов – средняя от главного дизеля с ВРШ, бортовые – от турбин) еще и так называемые «активные рули» – подруливающие устройства, разворачивающиеся на 360 градусов и готовые добавить нужный момент в сложной картине воздействий сил и импульсов на корабль при швартовке. Активные были очень капризным механизмом и крайне требовательным по части электричества – специально для их обеспечения проектом корабля был предусмотрен отдельный дизель-генератор мощностью 400 квт.

…

Все командиры кораблей на бригаде были Личности. И эту свою самость они отстаивали в чем угодно и как угодно – в особенности, во взаимоотношениях друг с другом. Главным полем соревнований было, конечно, море –