Ли, ожидавший атаки, но не такого безумного, сокрушающего напора, вжался в песок. Его глаза расширились от неожиданной мощи. Багровые татуировки на его теле вспыхнули алым, щит из ци затрещал по швам, разлетелся вдребезги, но сам Ли выдержал. Весь его фокус, вся его демоническая сила ушла на удержание этого бешеного золотого шквала. Он создал новый щит, в жалких сантиметрах от тела, и с огромным трудом его держал. Насмешка исчезла, осталось лишь напряжённое усилие и… алчность, смешанная с удивлением. Он прочувствовал эту силу, и теперь в еще бóльшей степени жаждал ее присвоить!

Именно в этот миг, когда Ли был слеп ко всему, кроме ослепительной стены огня перед ним, Гу Лун двинулся. Его энергосистема горела изнутри последним, жертвенным огнём. Его слабая искра родословной Феникса была готова вспыхнуть.

Он ворвался в пылающее пространство рядом с Ли, его руки — костлявые, но сжимавшиеся с силой стальных капканов — обхватили торс получеловека-полудемона.

— Гори, мразь! — проревел Гу Лун. И он выпустил всю свою суть. Последние капли жизни. Остатки своей родословной. Всю боль, всю ярость, всю нерастраченную любовь деда. В багрово-золотой костёр самосожжения. Последний костёр Феникса.

Ли взревел. Сначала даже не от боли, а от шока, от дикой нелепости! Его второй щит, лишённый фокуса, рухнул окончательно. И вот тогда он почувствовал боль. Багрово-золотое пламя, вцепившееся в него мёртвой хваткой, опалило его, сжигая его демоническую энергию. Его драгоценные татуировки. Его плоть.

— Нет! Отпусти! — завопил Ли в животном ужасе, бешено дёргаясь, пытаясь сбросить горящий комок, прилипший к нему. Но руки Гу Луна, обугливаясь, сжимались только сильнее, сковывая движения, прижимая к себе в последнем, смертельном объятии. Багровые татуировки Ли яростно сопротивлялись и вспыхивали, пытаясь погасить чужеродный огонь. Он смог зацепиться за руку старика, оторвать её от себя, ещё чуть-чуть, и он сможет полностью отшвырнуть ненавистного учителя.

И в этот миг пламя Мико, лишённое преграды, обрушилось на схваченную пару.

Золотой шквал Феникса Мико, яростный и чистый, встретил багрово-золотой костёр жертвы деда — и воспламенил его. Усилил в сотни раз! Их общая родословная срезонировала, сжигая сильнейшее топливо во вселенной — душу, саму суть адепта. Ослепительная, всепоглощающая сфера чистейшего золотого пламени вспыхнула на месте схватки, затмив на миг солнце и песчаную бурю. Внутри неё мелькнули лишь контуры двух фигур, слившихся воедино в агонии — одна корчащаяся в немыслимой муке, другая неподвижно вцепившаяся.

Раздался один-единственный, пронзительный, нечеловеческий вопль сгорающего Ли — вопль боли, ужаса и крушения всех планов. Вопль, который оборвался так же резко, как и начался.

Сфера погасла, словно её никогда и не было. На раскалённом песке дымилось чёрное, бесформенное пятно. Осталась лишь горстка пепла от учителя и ученика, от двух врагов. От Гу Луна, живущего честью и принёсшего себя в жертву, и от предателя, не имеющего принципов. Они стали единым целым. Только тихий треск остывающего песка и стойкий, тяжёлый запах гари напоминали о том, что они тут были.

Эффект же был мгновенным и всеобщим.

Люциан, занесший руку для сокрушительного удара по заблокированному клинку Керо, вдруг замер. Его глаза остекленели, а тело пронзил один из «рассекающих ветер».

Стард, только что идущий на Хаггарда, замер как истукан. Второй артефакт у его ног взорвался, разрывая тело на клочки.

Шаиса, погрузившая когти в горло последнего северянина, обмякла. Ледяной клинок Хельды, не встретив сопротивления, отрубил ей голову. Она рухнула, не успев ничего понять.

Тишина. Прерываемая только свистом ветра, несущего песок.

Мико стояла, глядя на чёрное пятно. Её меч выпал из ослабевшей руки. Она не плакала. Она замерла. Её широко раскрытые глаза, в которых ещё секунду назад бушевало золотое пламя, были пусты. Смотрели не на пепел, сквозь него. Сквозь время. Видели строгие глаза, проверяющие стойку. Видели старые руки, подающие чашку чая после тяжёлой тренировки. Видели редкую, скупую улыбку, предназначенную только ей.

— Де… дедушка… — шёпот сорвался с её губ.

На негнущихся ногах она медленно подошла поближе. Потом её колени подкосились. Она рухнула перед чёрным пятном пепла, не в силах отвести взгляд. Её плечи затряслись беззвучно. И только когда Керо, весь в крови, осторожно подошёл и положил свою руку ей на плечо, тихий, леденящий душу стон вырвался из её сжатого горла, переходя в беззвучные рыдания, сотрясавшие её хрупкое тело. Она сгорбилась над пеплом, руками вцепившись в раскалённый песок, как будто пытаясь удержать то, что навсегда ушло.

Глава 82

Песок. Он скрипел на зубах, въедался в кожу, забивался под одежду — вездесущий и ненавистный. Моя рука на плече Мико казалась мне бесполезной тяжестью. Её беззвучные рыдания, сотрясавшие хрупкое тело, её пальцы, впившиеся в раскаленный песок над черным пятном пепла — пепла Гу Луна и Ли — прожигали мне ладонь. Я чувствовал каждую дрожь, каждый сдавленный стон, вырывавшийся из её горла. Это было невыносимо.

Внутри меня все клокотало. Вина и ярость на себя сплелись в неразрывном симбиозе — я не сумел защитить. Но вина давила сильнее. Тяжелая, липкая, удушающая. Она заполнила пустоту после боя, просочилась в каждую ноющую мышцу, в каждый перегруженный канал. Ведь это я. Я вытащил Дракса. Я привлек их внимание в городе. Я привел их по пятам, как маяк. Прямо сюда. К гробнице. К ней. К деду.

Взгляд сам скользнул по кровавому полю. Растерзанные северяне Хельды. Искалеченные мастера Школы Белого Тигра. Дракс с дырой в груди. И это проклятое черное пятно. Плата за мой порыв. За то, что не смог пролететь мимо. За то, что дал ярости взять верх. Опять.

«Твои привязанности — это ничто. Твои эмоции — слабость. Самое смешное, что ты все сделал верно, но винишь себя,» — вдруг проговорил Клык.

Я стиснул челюсти до хруста. Демоническое ядро в груди отозвалось ехидной пульсацией. Оно словно радовалось моему страданию.

«Они бы пришли сюда в любом случае, Сосуд,» — Клык снова дал о себе знать. — «Гордый червяк жаждал силы. Его „Совершенные“ нуждались в ресурсах. Эта гробница была бы как магнит. Они нашли бы её. Рано или поздно. Ты лишь… ускорил неизбежное. Представь, что было бы, если бы