А сам ду́мает: «Вот так раз! Неме́цкий я во́все не понима́ю, а ры́бий язы́к сра́зу по́нял! Ух, како́й молодчи́на!»

И, приоса́нясь, огля́дывается: пла́вает вокру́г него́ разноцве́тная игри́вая рыбёшка и – смеётся, разгова́ривает:

– Гляди́те-ка! Вот чу́дище приплы́ло: два хвоста́!

– Чешуи́ – нет, фи!

– И плавнико́в то́лько два!

Не́которые, побойче́е, подплыва́ют пря́мо к но́су и дра́знятся:

– Хоро́ш-хоро́ш!

Евсе́йка оби́делся: «Вот наха́лки! Бу́дто не понима́ют, что пе́ред ни́ми настоя́щий челове́к…»

И хо́чет пойма́ть их, а они́, уплыва́я из-под рук, резвя́тся, толка́ют друг дру́га носа́ми в бока́ и пою́т хо́ром, дразня́ большо́го ра́ка:

Под камня́ми рак живёт,

Ры́бий хво́стик рак жуёт.

Ры́бий хво́стик о́чень сух,

Рак не зна́ет вку́са мух.

А он, свире́по шевеля́ уса́ми, ворчи́т, вытя́гивая кле́шни:

– Попади́тесь-ка мне, я вам отстригу́ языки́-то!

«Серьёзный како́й», – поду́мал Евсе́йка.

Больша́я же ры́ба пристаёт к нему́:

– Отку́да э́то вы взя́ли, что все ры́бы – немы́е?

– Па́па сказа́л.

– Что тако́е – па́па?

– Так себе́… Вро́де меня́, то́лько – побо́льше, и усы́ у него́. Е́сли не се́рдится, то о́чень ми́лый…

– А он ры́бу ест?

Тут Евсе́йка испуга́лся: скажи́-ка ей, что ест!

По́днял глаза́ вверх, ви́дит сквозь во́ду му́тно-зелёное не́бо и со́лнце в нём, жёлтое, как ме́дный подно́с; поду́мал ма́льчик и сказа́л непра́вду:

– Нет, он не ест ры́бы, костля́вая о́чень…

– Одна́ко – како́е неве́жество! – оби́женно вскрича́ла ры́ба. – Не все же мы костля́вые! Наприме́р – моё семе́йство…

«На́до перемени́ть разгово́р», – сообрази́л Евсе́й и ве́жливо спра́шивает:

– Вы быва́ли у нас наверху́?

– О́чень ну́жно! – серди́то фы́ркнула ры́ба. – Там дыша́ть не́чем…

– Зато́ – му́хи каки́е…

Ры́ба оплыла́ вокру́г него́, останови́лась пря́мо про́тив но́са, да вдруг и говори́т:

– Му́х-хи? а вы заче́м сюда́ приплы́ли?

«Ну, начина́ется! – поду́мал Евсе́йка. – Съест она́ меня́, ду́ра!..»

И, бу́дто бы беззабо́тно, отве́тил:

– Так себе́, гуля́ю…

– Гм? – сно́ва фы́ркнула ры́ба. – А мо́жет быть, вы – уже́ уто́пленник?

– Вот ещё! – оби́женно кри́кнул ма́льчик. – Ниско́лько да́же. Я вот сейча́с вста́ну и…

Попро́бовал встать, а – не мо́жет: то́чно его́ тяжёлым одея́лом оку́тали – ни повороти́ться, ни пошевели́ться!

«Сейча́с я начну́ пла́кать», – поду́мал он, но тотча́с же сообрази́л, что плачь не плачь, в воде́ слёз не ви́дно, и реши́л, что не сто́ит пла́кать, – мо́жет быть, ка́к-нибудь ина́че уда́стся вы́вернуться из э́той неприя́тной исто́рии.

А вокру́г – го́споди! – собрало́сь ра́зных морски́х жи́телей – числа́ нет!

На но́гу взбира́ется голоту́рия, похо́жая на пло́хо нарисо́ванного поросёнка, и шипи́т:

– Жела́ю с ва́ми познако́миться побли́же…

Дрожи́т пе́ред но́сом морско́й пузы́рь, ду́ется, пыхти́т, – укоря́ет Евсе́йку:

– Хоро́ш-хоро́ш! Ни рак, ни ры́ба, ни моллю́ск, ай-я-яй!

– Погоди́те, я, мо́жет, ещё авиа́тором бу́ду, – говори́т ему́ Евсе́й, а на коле́ни его́ влез лангу́ст и, воро́чая глаза́ми на ни́точках, ве́жливо спра́шивает:

– Позво́льте узна́ть, кото́рый час?

Проплыла́ ми́мо се́пия, совсе́м как мо́крый носово́й плато́к: везде́ мелька́ют сифонофо́ры, то́чно стекля́нные ша́рики, одно́ у́хо щеко́чет креве́тка, друго́е – то́же щу́пает кто́-то любопы́тный, да́же по голове́ путеше́ствуют ма́ленькие рачки́, – запу́тались в волоса́х и дёргают их.

«Ой, ой, ой!» – воскли́кнул про себя́ Евсе́йка, стара́ясь смотре́ть на всё беззабо́тно и ла́сково, как па́па, когда́ он винова́т, а мама́ша се́рдится на него́.

А вокру́г в воде́ пови́сли ры́бы – мно́жество! – пово́дят тихо́нько плавника́ми и, вы́таращив на ма́льчика кру́глые глаза́, ску́чные, как а́лгебра, бормо́чут:

Как он мо́жет жить на све́те

                         без усо́в и чешуи́?

Мы бы, ры́бы, не могли́ бы

                 раздвои́ть хвосты́ свои́!

Не похо́ж он ни на ра́ка,

     ни на нас – весьма́ во мно́гом!

Не родня́ ли э́то чу́до

             безобра́зным осьмино́гам?

«Ду́ры! – оби́женно ду́мает Евсе́йка. – У меня́ по ру́сскому языку́ в про́шлом году́ две четвёрки бы́ло…»

И де́лает тако́й вид, бу́дто он ничего́ не слы́шит, да́же хоте́л беззабо́тно посвисте́ть, – но – оказа́лось – нельзя́: вода́ ле́зет в рот, то́чно про́бка.

А болтли́вая ры́ба всё спра́шивает его́:

– Нра́вится вам у нас?

– Нет… то есть – да, нра́вится!.. У меня́ до́ма… то́же о́чень хорошо́, – отве́тил Евсе́й и сно́ва испуга́лся:

«Ба́тюшки, что я говорю́?! Вдруг она́ рассе́рдится, и начну́т они́ меня́ есть…»

Но вслух говори́т:

– Дава́йте ка́к-нибудь игра́ть, а то мне ску́чно…

Э́то о́чень понра́вилось болтли́вой ры́бе, она́ засмея́лась, откры́в кру́глый рот так, что ста́ли видны́ ро́зовые жа́бры, виля́ет хвосто́м, блести́т о́стрыми зуба́ми и стару́шечьим го́лосом кричи́т:

– Э́то хорошо́ – поигра́ть! Э́то о́чень хорошо́ – поигра́ть!

– Поплывёмте наве́рх! – предложи́л Евсе́й.

– Заче́м? – спроси́ла ры́ба.

– А вниз уже́ нельзя́ ведь! И там, наверху́, – му́хи.

– Му́х-хи! Вы их лю́бите?

Евсе́й люби́л то́лько ма́му, па́пу и моро́женое, но отве́тил:

– Да…

– Ну что ж? Поплывём! – сказа́ла ры́ба, переверну́вшись голово́й вверх, а Евсе́й то́тчас цап её за жа́бры и кричи́т:

– Я – гото́в!

– Сто́йте! Вы, чу́дище, сли́шком засу́нули свои́ ла́пы в жа́бры мне…

– Ничего́!

– Как э́то – ничего́? Поря́дочная ры́ба не мо́жет жить не дыша́.

– Го́споди! – вскрича́л ма́льчик. – Ну что вы спо́рите всё? Игра́ть так игра́ть…

А сам ду́мает: «Лишь бы то́лько она́ меня́ немно́жко подтащи́ла наве́рх, а там уже́ я вы́нырну».

Поплыла́ ры́ба, бу́дто танцу́я, и поёт во всю мочь:

Плавника́ми трепеща́,

И зуба́ста да тоща́,

Пи́щи на обе́д ища́,

Хо́дит щу́ка вкруг леща́!

Ма́ленькие рыбёшки кружа́тся и хо́ром ору́т:

Вот так шту́ка!

Тще́тно тщи́тся щу́ка

Ущеми́ть леща́!

Вот так э́то – шту́ка!

Плы́ли, плы́ли, чем вы́ше – тем всё быстре́е и ле́гче, и вдруг Евсе́йка почу́вствовал, что голова́ его́ вы́скочила на во́здух.

– Ой!

Смо́трит – я́сный день, со́лнце игра́ет на воде́, зелёная вода́ заплёскивает на бе́рег, шуми́т, поёт. Евсе́йкино уди́лище пла́вает в мо́ре, далеко́ от бе́рега, а сам он сиди́т на том же ка́мне, с кото́рого свали́лся, и уже весь сухо́й!

– Ух! – сказа́л он, улыба́ясь со́лнцу, – вот я и вы́нырнул.

Про Ива́нушку-Дурачка́

Жил-был Ива́нушка-дурачо́к, собо́ю краса́вец, а что ни сде́лает, всё у него́ смешно́ выхо́дит – не