– Покиплю́ ещё немно́жко,

А когда́ наску́чит мне, —

Сра́зу вы́прыгну в око́шко

И женю́ся на луне́!

Так они́ о́ба всё кипе́ли и кипе́ли, меша́я спать всем, кто был на столе́. Ча́йник дра́знит:

– Она́ тебя́ кругле́й.

– Зато́ в ней нет угле́й, —

отвеча́ет самова́р.

Си́ний сли́вочник, из кото́рого вы́лили все сли́вки, сказа́л пусто́й стекля́нной са́харнице:

– Всё пусто́е, всё пусто́е!

Надое́ли э́ти дво́е!

– Да, их болтовня́

Раздража́ет и меня́, —

отве́тила са́харница сла́деньким го́лосом. Она́ была́ то́лстая, широ́кая и о́чень смешли́вая, а сли́вочник – так себе́: горба́тенький господи́н уны́лого хара́ктера с одно́й ру́чкой; он всегда́ говори́л что-нибу́дь печа́льное.

– Ах, – сказа́л он, —

Всю́ду – пу́сто, всю́ду – су́хо,

В самова́ре, на луне́.

Са́харница, поёжившись, закрича́ла:

– А в меня́ зале́зла му́ха

И щеко́чет сте́нки мне…

Ох, ох, я бою́сь,

Что сейча́с засмею́сь!

– Э́то бу́дет стра́нно —

Слы́шать смех стекля́нный… —

Неве́село сказа́л сли́вочник.

Просну́лась чума́зая туши́лка и зазвене́ла:

– Дзинь! Кто э́то шипи́т?

Что за разгово́ры?

Да́же кит но́чью спит,

А уж по́лночь ско́ро!

Но, взгляну́в на самова́р, испуга́лась и звени́т:

– Ай, лю́ди все ушли́

Спать и́ли шля́ться,

А ведь мой самова́р

Мо́жет распа́яться!

Как они́ могли́ забы́ть

Обо мне́, туши́лке?

Ну, придётся им тепе́рь

Почеса́ть заты́лки!

Тут просну́лись ча́шки и дава́й дребезжа́ть:

– Мы скро́мные ча́шки,

Нам всё – всё равно́!

Все э́ти зама́шки

Мы зна́ем давно́!

Нам ни хо́лодно, ни жа́рко,

Мы привы́кли ко всему́!

Хвасту́н самова́рко,

И не ве́рим мы ему́!

Заворча́л ча́йник:

– Ф-фу, как горячо́,

Жа́рко мне отча́йно.

Э́то не случа́йно,

Э́то чрезвыча́йно!

И – ло́пнул!

А самова́р чу́вствовал себя́ совсе́м пло́хо: вода́ в нём давно́ вся вы́кипела, а он раскали́лся, кран у него́ отпая́лся и пови́с, как нос у пья́ного, одна́ ру́чка то́же вы́вихнулась, но он всё ещё храбри́лся и гуде́л, гля́дя на луну́:

– Ах, будь она́ ясне́й,

Не пря́чься она́ днём,

Я подели́лся б с ней

Водо́ю и огнём!

Она́ со мной тогда́

Жила́ бы не скуча́я,

И шёл бы дождь всегда́

Из ча́я!

Он уже́ почти́ не мог выгова́ривать слов и наклоня́лся на́бок, но всё ещё бормота́л:

– А е́сли днём она́ должна́

Ложи́ться спать,

Чтоб по ноча́м светле́й сия́ло

                                      её до́нце, —

Я мог бы на себя́ и днём

                                    и но́чью взять

Обя́занности со́лнца!

И све́та и тепла́ земле́ я бо́льше дам,

Ведь я его́ и жа́рче и моло́же!

Свети́ть и ночь и день ему́

                                  не по года́м, —

А э́то так легко́ для ме́дной ро́жи!

Туши́лка обра́довалась, ката́ется по столу́ и звени́т:

– Ах, э́то о́чень ми́ло!

Э́то о́чень ле́стно —

Я бы со́лнце потуши́ла!

Ах, как интере́сно!

Но тут – крак! – развали́лся самова́р на кусо́чки, кран клю́кнулся в полоска́тельную ча́шку и разби́л её, труба́ с кры́шкой вы́сунулась вверх, покача́лась-покачалась и упа́ла на́бок, отколо́в ру́чку у сли́вочника; туши́лка, испуга́вшись, откати́лась на край стола́ и бормо́чет:

Вот смотри́те: лю́ди ве́чно

Жа́луются на судьбу́,

А туши́лку позабы́ли

Наде́ть на трубу́!

А ча́шки, ничего́ не боя́сь, хохо́чут и пою́т:

– Жил-был самова́р.

Ма́ленький, да пы́лкий,

И одна́жды не прикры́ли

Самова́р туши́лкой!

Был в нём си́льный жар,

А воды́ немно́го;

Распая́лся самова́р, —

Туда́ ему́ доро́га,

Туда́ и до-ро́-га-а!

СлУ́чай с ЕвсЕ́йкой

Одна́жды ма́ленький ма́льчик Евсе́йка, – о́чень хоро́ший челове́к! – си́дя на берегу́ мо́ря, уди́л ры́бу. Э́то о́чень ску́чное де́ло, е́сли ры́ба, капри́зничая, не клюёт. А день был жа́ркий: стал Евсе́йка со ску́ки дрема́ть и – булты́х! – свали́лся в во́ду.

Свали́лся, но ничего́, не испуга́лся и плывёт тихо́нько, а пото́м нырну́л и тотча́с дости́г морско́го дна.

Сел на ка́мень, мя́гко покры́тый ры́жими во́дорослями, смо́трит вокру́г – о́чень хорошо́!

Ползёт не торопя́сь а́лая морска́я звезда́, соли́дно хо́дят по камня́м уса́тые лангу́сты, бо́ком-бо́ком дви́гается краб; везде́ на камня́х, то́чно кру́пные ви́шни, рассе́яны акти́нии, и всю́ду мно́жество вся́ких любопы́тных штук: вот цвету́т-кача́ются морски́е ли́лии, мелька́ют, то́чно му́хи, бы́стрые креве́тки, вот та́щится морска́я черепа́ха, и над её тяжёлым щито́м игра́ют две ма́ленькие зелёные рыбёшки, совсе́м как ба́бочки в во́здухе, и вот по бе́лым камня́м везёт свою́ ра́ковину рак-отше́льник. Евсе́йка, гля́дя на него́, да́же стих вспо́мнил:

Дом, – не теле́жка

             у дя́дюшки Я́́кова…

И вдруг, слы́шит, над голово́ю у него́ то́чно кларне́т запища́л:

– Вы кто тако́й?

Смо́трит – над голово́ю у него́ огро́мнейшая ры́ба в си́зо-сере́бряной чешуе́, вы́пучила глаза́ и, оска́лив зу́бы, прия́тно улыба́ется, то́чно её уже́ зажа́рили и она́ лежи́т на блю́де среди́ стола́.

– Э́то вы говори́те? – спроси́л Евсе́йка.

– Я-а…

Удиви́лся Евсе́йка и серди́то спра́шивает:

– Как же э́то вы? Ведь