в помещении, похожем на приёмную. Шикарно, но не слишком. Я думал, что здесь как-то побогаче. 
Нас уже ждут две небольшие клетки.
 — Прошу призвать своих демонов, — басит начальник охраны.
 — А если у меня их больше, чем двое?
 — Двое. Если не считать мотоцикл. Нам об этом известно.
 Кто бы сомневался. Не в шарашкину контору я пришёл.
 «Давайте, — мысленно говорю своим демонам. — По-другому меня к владыке не пустят».
 «Ох, блин… — ворчит Дюббук. — С тебя целая говяжья нога, понял?»
 «И тортик для Буги!»
 «Что угодно. Мне самому не нравится, что придётся вас за решётку садить».
 Дюба больше ничего не говорит. Появляется сразу в клетке. Касается её пальцем и рычит от боли. Да уж, прутья зачарованные, это я сразу почуял.
 Бугорос появляется в соседней клетке, грустно смотрит на меня и сворачивается калачиком. У меня забирают меч и обыскивают на предмет другого оружия. Только я пуст — даже накопители и насос разлетелись к чёртовой матери. А телефон я выкинул. Кроме одежды, у меня ничего нет.
 На прощание подмигиваю своим адским питомцам, и мы вместе с Игорем топаем дальше.
 Проходим несколькими коридорами и оказываемся перед высокими золочёными дверьми.
 — Это кабинет его величества, — просвещает меня пресс-секретарь. — Он вас уже ждёт. Вы знакомы с правилами этикета в отношении государя?
 — Обижаете. Я же дворянин. Надо поклониться и приветствовать императора, как положено.
 — Поклон на девяносто градусов, то есть в пояс, — наставляет меня Игорь Тимофеевич. — При первом обращении следует сказать «великий государь» или «ваше императорское величество». При дальнейших обращениях допустимо просто «государь» или «ваше величество».
 — Да, я знаю.
 — Запрещено садиться, пока император не позволит. Да и вообще лучше не делайте лишних движений без его дозволения. Нельзя смотреть императору прямо в глаза. Будьте вежливы, как будто от этого зависит ваша жизнь.
 — Это так и есть, — ухмыляюсь я.
 Пресс-секретарь кивает и стучится в дверь.
 — Войдите! — раздаётся зычный голос.
 Ого. Я ещё даже не увидел владыку, а уже мурашки по коже. В самом голосе чувствуется столько силы, что не по себе становится.
 Ничего удивительного. Ведь император не просто правитель самой большой страны в мире. Он ещё и очень сильный маг. Точно никто не знает, но утверждают, что у него твёрдые десять единиц потенциала. То есть максимум. Стать более сильным магом просто нельзя. Никак.
 Хотя, учитывая всё со мной произошедшее, я уже не так в этом уверен. Если можно стать минус девять, почему нельзя плюс пятнадцать, например? Думаю, что императору доступны такие зелья, ритуалы и другие способы увеличения сил, о которых простые смертные даже не слышали.
 Охранники открывают дверь, и я прохожу внутрь. Один. Все остальные остаются в коридоре.
 А что, охраны с автоматами не будет? Или государь сам будет в меня целиться?
 Смешно. Я аж чуть не хрюкаю.
 Только при виде императора смех как-то резко пропадает. Потому что от него исходит аура почти божественной силы и власти. Один взгляд чего стоит — под ним чувствуешь себя букашкой. Видимо, он решил, что автоматчики ему не нужны. Не уверен, что даже с помощью антимагии смогу с ним справиться.
 — Здравствуйте, ваше императорское величество, — я низко кланяюсь.
 Он молчит, так что распрямляться я не тороплюсь.
 — Здравствуй, Дима, — говорит, наконец, владыка. — Выпрямись. Можешь сесть.
 Император коротким жестом указывает на одно из двух стоящих в комнате кресел. На другом, понятное дело, сидит он сам.
 — Спасибо, государь.
 Прохожу и медленно усаживаюсь в кресло. Ох, блин, офигеть какое удобное. Вот что значит настоящая роскошь. Да я её каждой клеточкой чувствую.
 — Можешь обращаться ко мне по имени-отчеству, — говорит император. — Не хочу, чтобы наша беседа была слишком официальной.
 — Благодарю, Пётр Романович, — говорю я.
 Владыка удовлетворённо кивает. Это что, проверка была? Типа знаю ли я, как его зовут?
 Конечно, знаю. Наверное, в России нет человека, который не в курсе.
 — Я слышал про тебя очень необычные вещи, Дима. Или лучше называть тебя Витя?
 — Простите?.. — теряюсь я.
 Блин. Да ну на хрен.
 Так меня звали в прошлой жизни, если что. Виктор Думов. Но неужели государю известно, что я переродился? Откуда⁈
 — Я знаю, кто ты, — глядя на меня тяжелейшим взглядом, говорит император. — Магистр Дум. Ты любил, чтобы тебя так называли в прошлой жизни, не так ли?
 — Да, ваше величество. Пётр Романович. Но откуда вы знаете?
 — Об этом чуть позже. Спасибо, что не стал отнекиваться. Скажи, мне любопытно — каково это, умирать? — государь чуть наклоняется ко мне.
 Прочистив пересохшую глотку, отвечаю:
 — Ничего приятного, Пётр Романович. Больно и страшно. Хотя, если умирать своей смертью, наверное, не больно. А когда всё заканчивается — уже плевать. Всё равно что крепко спишь.
 — И что же, никакого света в конце тоннеля? Загробного мира?
 — Увы, государь. А может, я не успел всего этого увидеть. Как вы уже знаете, я попал в это тело и начал жить заново.
 Кажется, император оказался слегка разочарован. Возможно, он ждал, что я расскажу ему о райских кущах? Или просто обнадёжу, что после смерти мы обретаем вечное счастье?
 А вот ни фига. Теперь я точно это знаю. Когда ты умираешь, то просто перестаёшь существовать. Вечный сон — очень подходящее определение.
 С другой стороны, будучи мёртвым, тебе уже на всё плевать. Ничего не тревожит. Вечный сон такой же вечно спокойный.
 — Ладно, теперь к делу, — властно говорит император. — Зачем ты пришёл?
 — Полагаю, вы уже знаете, что я стал обладателем уникального дара. Увы, об этом стало известно спецслужбам…
 — Ты не особо-то старался скрывать, — коротко усмехается Пётр Романович, но его лицо сразу же опять становится каменно-серьёзным.
 — Да уж, — кривлюсь я. — В общем, я не хочу работать на СБИ или тайную канцелярию. Возьмите меня к себе на личную службу. Уверен, что вы найдёте моим талантам достойное применение.
 Блин, противно-то как. Это я-то, весь такой независимый, предлагаю себя в услужение? Гадкое чувство.
 С другой стороны, большого выбора у меня нет. А работать лично на императора всё же лучше, чем на какого-нибудь хитрого безопасника.
 Государь не торопится отвечать. Смотрит на меня, будто оценивает за и против. Смотрю в ответ, но не в глаза, как завещал мне