Я медленно выдохнул и сел по-турецки рядом с Динкой. Нашарил жабий камень на полу, кончиками пальцев почувствовал, как он вырос — на миллиметр или около того, и снова положил артефакт на лоб эльфийке. Наверное, девушка могла считаться красавицей, но сейчас она явно страдала и выглядела так, что краше в гроб кладут. Жалко ее было, вот и все. Потому я глянул через эфир — и снова взялся за ручку поросшей плющом дверцы в Чертоги Разума Динки.

И вовремя! Камин чадил, догорали последние листочки. Пахло дымом, жара стояла одуряющая! В принципе, с профилактическими мероприятиями можно было заканчивать. Я распахнул дверь пошире — пусть проветривается. Прошелся, поправил книжечки, убедился, что, хотя выглядят они и потрепанно после воздействия плесени и высоких температур, но в целом — содержимое читается, и страницы не вываливаются.

— С тобой будет все в порядке, — уверенно проговорил я.

А потом подумал, пошерудил в камине, достал оттуда кусок угля, и написал прямо на стене:

«У МЕНЯ ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО, Я СПРАВЛЮСЬ СО ВСЕМ САМА, ЕСЛИ БУДУ СТАРАТЬСЯ! МНЕ НЕ НУЖНЫ КОСТЫЛИ И СТИМУЛЯТОРЫ, ЧТОБЫ ДЕЛАТЬ ДЕЛА И РЕШАТЬ ВОПРОСЫ!» Поставил восклицательный знак и решил, что пора уже и честь знать, поскольку температура внутри Библиотеки спала, и в целом все наладилось.

И вышел.

* * *

— В каком смысле — не взял денег? — глаза у Людвига Ароновича были величиной с блюдце — каждый.

Он даже пирог с лососем откусить забыл и просто клацнул зубами. Для нежной кхазадской души такое мое заявление было подобно удару под дых.

— Да вот так, — пожал плечами я. — В том смысле, что пусть лучше разные комнаты снимут на эти деньги. Мальчики отдельно, девочки — отдельно. А то живут втроем… Срамно!

— Срамно? Говоришь как старая бабка! — буркнул гном, явно обидевшись.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Не дуйся. Заработаем! Знаешь, как один пиратский капитан говорил? «Главное — что ты можешь, и чего ты НЕ можешь». Мы можем заработать кучу денег и не можем оскотиниться, вымогая деньги у студентов и пользуясь их беспомощным положением. Обычные ребята, родились без серебряной ложки в заднице, даже эльфийка из простых лесовиков, никакая не княжна и не барыня. Нет в этом ничего крутого, последнее у них забирать.

— «Пиратский капитан», «серебряная ложка в заднице»… Где ты этого нахватался? — спросил Лейхенберг, снова хватаясь за кусок пирога. — На практике своей?

Я вспомнил Голицына с его «твою ма-а-ать», потом — лягушку с похабными разговорами, и кивнул. Не стану же я Ароновичу про Руслана Королева и «Пиратов Карибского моря» рассказывать! Там и рассказывать-то нечего, так, список цитат капитана Джека Воробья и фотоальбом с лучшими морскими пейзажами из фильма. Я бы посмотрел такое кино, если честно…

— О чем задумался? Отчего деньги не ведутся? — ехидно поинтересовался кхазад. — Хочешь, расскажу? Слушай: жил-был на свете наивный русский юноша, который работал бесплатно…

— Я б в кино сходил, — признался я. — На что-нибудь красивое и эпичное. Вот, например, про пиратов!

— Это без меня. Я кино не смотрю, — заявил гном. — Оно меня бесит. И пираты тоже бесят — бездельники и ворьё! Вот подкаст за работой послушать про политику — это другое дело! А кино это ваше… Для лентяев! Когда девчонки приедут — их и приглашай! Сади на «Козодоя» и вези в Ингрию — визгу и счастья будет до усрачки. Они такое любят. И сразу в кино тащи, на места для поцелуев.

— Звучит как план! — обрадовался я. — Ну что, по коням? Я поехал?

— Мы поехали! — погрозил пальцем он. — Закатишь свой байк в мой шушпанцер, и поедем в Саарскую Мызу. Заберем кое-что у Цубербюлеров и пополдничать заскочим. А потом уже и в колледж!

— Но Ян Амосович ведь…

— А что — Ян Амосович? Типа, мы с тобой не могли созвониться и вместе заехать покушать куда захотим? Каждая собака в колледже знает, что мы с тобой камераден айне банде! Никто не удивится. И вобще! Ты доставку сделал? Заказ отмечен как выполненный? Привыкай, ты — взрослый… Йа-йа, почти взрослый человек, можешь в нерабочее и неучебное время распоряжаться собой самостоятельно. Заряд аккумулятора за казенный кошт экономим, я тебя подвезу…

В его словах имелся резон. Но мне таким вещам научиться было некогда, у меня всегда над душой кто-то висел, распоряжаясь и командуя. Дед Костя, Адодуров, Ян Амосович, Голицын… И отец, да. Он точно являлся моим личным Дамокловым мечом.

— Дай пирог укусить? — попросил я «камрада из одной банды».

— Купи себе и кусай! — рявкнул Аронович. — Как деньги не брать — так это «мы можем»! А как пирог себе купить — так «НЕ можем»!

— Вот пойду и куплю! — начал приподниматься с сидения я.

— Вот и купи! Да куда ты пошел, садись, вот тебе половина. И кофе я тебе заказал — латте, — он прятал улыбку в бороде. — Сейчас принесут… Думаешь, я не понимаю, как такие процедуры тебя выматывают? Я ж где работаю? Во-о-от! Так что сиди спокойно, подкрепляйся, никуда от нас Эриковы прянички не денутся…

Все-таки он был хорошим мужиком, Людвиг наш Аронович. Просто золото, а не кхазад!

* * *

Эрикины прянички пахли одуряюще.

Да и сама кхазадка и пахла, и выглядела очень даже ничего. Но это все так — чисто гипотетически. С тех пор, как в моей жизни снова Эля появилась — пусть и только в виде чатика в «Пульсе» — я вообще на девчонок остальных только так и смотрел, гипотетически. Как говорят уруки, без всякой задней или передней мысли. Нет, ну мысли они, может, и были, в конце концов — мне восемнадцать, а не восемьдесят, но такие, фоновые. Неакцентированные. Так что — не считается.

Потому брать у Эрики пряники мне было неловко. Но она настояла.

А Сигурд Эрикович Гутцайт настоял на том, что работа моя должна быть систематизирована. И в нагрузку к пряникам всучил мне листочек со списком, написанным от руки квадратным кхазадским почерком. Там можно