Сейчас я просто отдам ему пирог, кстати, ещё тёплый, поблагодарю и все, скажу, что устала. И хочу спать! Вот так и будет.

Коротко и ясно, оттого и прекрасно.

Нервно улыбаясь, то смотрю на Юру, то на пирог, то на руки свои.

—В общем, спасибо тебе большое. Правда, я тут уже была близка к истерике, да, — смеюсь, а дыхание сбивается.—Посуду помыть хотела, а тут вода эта, — перевожу взгляд на кран, и теперь он кажется мне буквально новым.

Юра кивает и медленно ко мне подходит. Шаг за шагом, а я к столу. Почему-то потеют ладошки, а вот голые ступни на холодном кафеле ничуть не спасают ситуацию. Горю.

—Сейчас заверну тебе, покушаешь. На завтрак ещё хватит, — с умным видом отворачиваюсь, достаю фольгу с верхней полки и начинаю разворачивать.

Слышу шорох и звук тяжелых шагов, но не обращаю внимания, переключаюсь на фольгу. Я очень занята. Очень!

—Я тут поем, зачем мне с собой. Вместе давай. Ставь чайник.

—Извини, я устала, и не голодна, — на автомате вырывается у меня, на что Юра реагирует своеобразно. Встает позади меня и перехватывает мои руки со словами:

—Врешь или боишься? Или боишься и врешь? Что именно ты делаешь? — хрипло шепчет мне в макушку, освобождая от фольги руки.

Сердце пропускает удар, волнение несется в небеса. Юра осторожно разворачивает меня, криво улыбаясь, но теперь эта улыбка больше пугает меня, чем что-либо еще.

—Я устала, не вру тебе. Ты можешь не верить, мне все равно, — выпутываюсь из его рук и смотрю ровно перед собой, глубоко втянув воздух.

Он тоже теперь мокрый. Белая майка облепила накаченное тело.

И ты даже не предложила ему переодеться.

У него квартира напротив! Пусть идет домой вместе с пирогом и переодевается!

Сжав челюсть, отхожу от столешницы и от стола к окну.

Понимаю, что конечности трясутся, да и я вся как оголенный нерв, искрящийся всеми оттенками красного.

—Юра, бери пирог и иди домой. Я иду в душ и спать ложусь. Устала. Спасибо тебе за все. Я бы не справилась сама, а ждать сантехника можно было бы вечность, — стальные нотки в голосе пугают и меня саму.

—А если я не уйду, что ты сделаешь? Закричишь? Ударишь?

—Ты не понимаешь нормальной просьбы? Думала, как джентльмену, тебе было бы несложно ее исполнить.

—Кто сказал, что джентльмен? Я очень плохой мальчик, Валечека. Очень плохой, который ругается матом, делает то, что ему хочется, и на одном месте вертел мнение других, — хрипло продолжает, отчего мои нервы узлом выкручиваются. Я поворачиваюсь к нему и вижу, как играют желваки на молодом лице.

Теперь Шолохов смотрится старше, правда. Но все еще мальчишка, которого я помню пятилеткой!

Злость внутри зажигается ярким пламенем. Я бы может и ответила ему дерзко, но как-то не хочется ругаться.

Он все-таки брат моей подруги, а я отчаянно стараюсь сглаживать углы.

—Так что там твой хлюпик? Кто кого бросил? Ты его, или он тебя? Наверное, все-таки, ты его, узрела наконец-то, что он сопля на ветру? — летит угрюмый комментарий о моей личной жизни.

—Это не твое дело.

—Да что ты…не мое, говоришь? Хм, дай-ка подумать, а ты может еще сойтись с ним думаешь? Ты уж извини, я тут услышал часть разговора. Зашел чуть позже положенного, и знаешь что? Он тебя не достоин, вот так вот. Бросить тебя — подписка под моим диагнозом ему. Ушлепочный ссыкун, энурезник, мать вашу, — смеется, бросая на меня злобные взгляды. —Кольцо хоть сняла, молодец. Давай я помогу тебе решить разом эту ебучую проблему, Валь?— он хватает кольцо, все еще лежащее на столе, резкими движениями идет в мою сторону, перехватывает меня одной рукой, а второй выкидывает украшение в открытое окно, да так замахивается, что я теперь в жизни не найду злополучное кольцо.

—Ты что творишь? Ты с ума сошел! Оно стоит целое состояние, — приложив одну руку к груди, второй шлепаю Юру по плечу, снова и снова, а он меня перехватывает, сажает рывком на кухонный стол и, раздвинув мои ноги, становится между ними.

Мгновение смотрит в глаза и с силой вгрызается в мои губы, оставив ожог на них из невысказанных противоречий.

Двумя руками крепко держит мое лицо, пока я, растерявшись окончательно, спустя мгновения осознаю происходящее.

Его язык толкается в мой рот и парализует.

Мысли выдуваются под бешеным напором адреналина. Сердце стучит в горле.

Он целует так, словно насилует. А я…не сопротивляюсь сразу.

ГЛАВА 7

ВАЛЯ

Юра накрывает меня собой и пихает на стол, уложив на спину и прижав собой сверху. Удар током насквозь прошивает, и рождается стойкое ощущение, что сейчас меня размажут под прессом.

Он частично мокрый, но все еще горячий, продолжает целовать, когда я наконец-то включаюсь в ситуацию и заставляю мозг работать. Легкие скукоживаются. Я пытаюсь закричать, но вместо этого позволяю Юре пойти дальше.

Скулы сводит судорогой, давление в теле нарастает.

Я понимаю, что сквозь крик по инерции мои губы тоже двигались навстречу его. Доли секунды, всего лишь доли, но он воспринял это как ответ. И кажется, я не совсем точно сопротивлялась. Я вообще не сопротивлялась. Дура. Я ответила, да?

Нет я не хотела, но он так целует, словно от этого зависит выживаемость.

Губы огнем пекут, я пытаюсь оттолкнуть от себя махину, но ничего не помогает. Зато я чувствую, как его ладонь скользит по бедру, оседает на талии и сильнее давит, словно пытается удержать на месте.

По линии касания ломаются кости изнутри от этого жгучего давления, кожа распаривается, и мышцы пульсируют вместе с вырванными венами и сосудами.

Внизу кучкуются узлами нервы, тянут живот, по пояснице поднимается еще больше предвкушения.

Знакомое томление отключает сознание. Губы у него приятные, пахнет мятой и чем-то сладким, на вкус как чертово наваждение. Движения грубые и нежные и в этом всем я теряю рассудок.

Всхлипнув, открываю глаза и понимаю, что голова кружится.

Нечем дышать, нет сил сопротивляться. Паника начинает душить, и в мыслях сразу рождается страх, что он не остановится. И все зайдет еще дальше.

Что я пойду дальше с ним.

Что это все неправильно, что я сошла с ума, а он просто закрывает гештальт.

С силой прикусываю его губу и чувстую