Я тут же ослабеваю хватку. Больше не сжимаю ее плечи, а ласково поглаживаю.

— Солнце, ну я же тебе не враг. Не нужно меня отталкивать.

Меня начинает немного потряхивать. Беру лицо Ивы в свои ладони. Хочу поцеловать, обнять и успокоить.

Нас сейчас штормит. Я это прекрасно понимаю. Швыряет по острым скалам, но мы должны выстоять. Зацепиться, залезть на одну из них и переждать бурю.

— Не надо, — она морщится и уворачивается от моего поцелуя, будто я прокаженный.

Ива и в самом деле пытается отделаться от меня, а не просто делает вид, что сопротивляется.

— Ты этого не стоишь! — выплёвывает она мне прямо в лицо, когда наконец-то отталкивает. — Ты не стоишь того, чтобы я тратила несколько лет своей жизни в ожидании, когда наступит это долбанное «долго и счастливо»!

Меня будто ударяют под дых. Метко и со всей силы.

— С тобой было хорошо, я не спорю, — Ива продолжает холоднокровно хлыстать меня словами. — Ты умеешь классно трахаться. И поболтать с тобой есть о чем, да и с юмором всё в порядке, но это всё... несерьезно. Кажется, я просто перепутала увлечённость тобой с настоящей любовью.

— Зачем ты мне сейчас говоришь всё это? Нахуя, Ива? Хочешь оттолкнуть? Так не получится, потому что я не верю ни единому твоему слову.

— Я хочу открыть тебе глаза, а ты как упрямый прыщавый подросток! — взрывается она и сжимает руки в кулаки. — Перестань меня уже идеализировать и унижаться передо мной! Я откровенно посылаю тебя, а ты стоишь тут и смотришь на меня своими щенячьими глазами. Это мерзко, Рунаев. Ты ведешь себя сейчас как тряпка. Еще заладил мне про своих детей постоянно говорить. Какие к чёрту дети, если ты свою жизнь в порядок привести не можешь?! Нарисовал себе какую-то любовь, чувства! Мы не в фильме, а в реальной жизни, где ты ничего мне не можешь дать, кроме бесконечных пустых обещаний!

На кухне вдруг воцаряется молчание. У меня в ушах шумит кровь. Внутри всё раскурочено. Я не могу дышать. Мне, блядь, больно.

— Извини. Я должна была об этом сказать раньше, но уже как есть, — Ива разводит руками.

Я ее почти ненавижу за это движение, за ее слова, за ее взгляды и смех. Ненавижу и всё равно люблю.

— Я ради тебя рискнул всем, — шепчу треснутым голосом. — Ради, блядь, тебя! А ты говоришь, что всё это несерьезно?!

— А я об этом просила? — Ива вздергивает одну бровь. — Нет, не просила. Ты эмоционально не вырос, Рунаев. Сам себе что-то придумал и сам поверил. Я тебе говорила не быть таким романтиком. Ты не послушал. Надеюсь, урок усвоишь и в следующий раз не будешь ходить с душой нараспашку.

Больше она ничего не говорит, только обходит меня и оставляет на кухне одного.

Несколько секунд я не могу даже пошевелиться. Пялюсь в одну точку. В ушах звенит и разрывает перепонки ее насмешливое: ты этого не стоишь, не стоишь.

Не достоин, не достоин, не достоин.

Лучше бы бугаи Смолин в тот злополучный вечер меня убили нахуй.

Нет.

Лучше бы я вообще никогда не появлялся в «Феромоне».

Сейчас моя жизнь была во много раз проще. Трахал бы каждый раз новую тёлку, работал свою работу и горя не знал.

Во мне что-то лопается. Все чувства смешиваются и превращаются в серную кислоту.

Разворачиваюсь на каблуках, выхожу из кухни. Ива наспех скидывает свои вещи в чемодан. Ее руки не дрожат. На лице нет ни единой эмоции. Ей просто… похуй. Она несколько минут назад раздавила меня, размазала, уничтожила и просто переступила. Так легко и непринужденно, будто я и в самом деле ничего не стою.

Молча швыряю гребанную коробочку с кольцом на кровать.

— Это тебе в качестве компенсации за проведенное время с тряпкой, — зло бросаю и ухожу нахуй из квартиры.

Смотреть на то, как она сваливает у меня нет желания. Кажется, точно сдохну, если увижу, как за ней закрывается дверь.

Глава 42.

Ива

— Ты уверена, что не пожалеешь? — аккуратно спрашивает меня Мира.

Я делаю вид, что сбор вещей — самое увлекательное в мире занятие. На самом же деле просто пытаюсь спрятаться. Кажется, если перестану даже пытаться сделать это, просто развалюсь на куски.

— Я ни в чем уже не уверена, — мои губы растягиваются в жутком подобии ироничной ухмылки.

На кровати гостиничного номера, в котором я живу почти неделю, валяются мои вещи. Я пытаюсь их сложить и упаковать в чемодан, но не получается. У меня дрожат руки как у алкоголички с внушительным стажем. Я банально не могу вспомнить, как нужно правильно сложить брюки, чтобы они не заняли полчемодана.

— Ива, — тихонько зовет меня подруга и осторожно извлекает из моих рук несчастные брюки. — Может, не надо, а? Может, нужно немного притормозить и прийти в себя? А потом… потом поговорить с ним, что думаешь?

— Мне не о чем с ним говорить! — взрываюсь и раздраженно передёргиваю плечами.

Я понимаю, что Мира не заслужила вот такой моей реакции, но контролировать себя уже просто не могу. У меня нет сил. Ни на что.

— Тебя там не было, Мира! Ты не видела! Не видела его!

Я резко замолкаю и принимаюсь нервно расхаживать по номеру отеля. От крика у меня начинает саднить горло. Пытаюсь успокоиться, перевести дыхание. Я ненавижу себя и презираю. Часто моргаю, пытаюсь прогнать морок, но он только сильней сгущается.

Лицо Наиля въелось в обратную сторону моих век. Я и днем, и ночью вижу его. Вижу его взгляд, слышу его надломленный голос. Я не просто обидела его и унизила, я фактически оставила его умирать. И пусть это звучит пафосно, но он… Он выглядел убитым там, на кухне, когда я говорила ему все те гадкие вещи. Не прощу себе этого никогда.

Макс столько обвинений и насмешек от меня не получил, сколько пришлось выслушать Наилю. Он этого не заслужил.

— Он не простит, — севшим голосом шепчу, останавливаюсь и обнимаю себя за плечи. — Мира, он никогда меня не простит. Я бы не простила. Ни за что в жизни.

Подруга откладывает мои вещи на кровать и подходит.

— У нас с Яном тоже не