Вертолёты своими огромными роторами подняли в ельнике изрядный ветер, свист их турбин и хлопанье лопастей изрядно всех доставало, пока кто-то из начальства не сообразил их отправить.

Но шума от этого меньше не стало, по проселку стали подъезжать, недовольно ворча моторами и завывая шестернями, тяжелые армейские вездеходы.

На трейлере подтянули оранжевый мощный бульдозер, который проложил широкую просеку от просёлка до самого «утюга», им же попытались сдвинуть и сам «утюг». Но, взревев двигателем, бульдозер начал буксовать, выбрасывая рывками из-под себя пласты перегноя. Сверкающая сталь его ножа так и не коснулась бархатисто-чёрного бока «утюга». Но зато ближайшая к «утюгу» заполированная до блеска поверхность ножа вдруг затуманилась и начала на глазах тускнеть, покрываясь грубыми струпьями бурой ржавчины. Это обеспокоило начальство, дали команду и бульдозер отогнали чуть в сторону.

Оставшись не у дел, я подошёл к группе офицеров из городского отдела Агентства, собравшихся у «утюга».

Подполковник, по-моему, из оперативного отдела, рассматривая «утюг», хмуро сказал:

— Надо бы привести Шторма или Анатолия Ивановича, возможно, они знакомы с этой штуковиной.

Капитан Никаноров известный зубоскал, ухмыльнулся:

— Отдел знатоков нечистой силы.

Но окружающим офицерам было не до шуток, и своей неуместной шуткой он вызвал только осуждающие взгляды. Настроение, господствующее среди офицеров, приближалось к паническому. Виновно ли в этом было излучаемое «утюгом» поле или так действовала сама встреча с непостижимым.

Володька Никаноров прославился далеко за пределами городского отделения, его неуёмное чувство юмора сделало его изрядным пугалом, ни кто не хотел попасть к нему на язычок. Но начальству это так же не всегда нравится, внушая сомнение в серьёзности. А несерьёзное отношение к делу начальство не прощает, оно обожает предельную серьёзность в отношении к любому своему поручению. Так и остался Володька на вторых ролях в любой операции, вот и сейчас подполковник, он был здесь старшим, кивнул Володьке:

— Володя, вызывай вертолёт, и что бы через час Шторм был здесь.

Володька крутнулся на каблуках, чуть не упал, увязнув в толстом слое хвои, побежал к развёрнутому невдалеке пункту связи, вызывать вертолёт. А мы пошли к просеке, где стояло уже несколько штабных автобусов и устроились на лёгких алюминиевых стульях. Как я понял из обсуждения, главной проблемой было наличие экипажа в «утюге», а так же исполнение программы тестов.

Лагерь постепенно обживался, в стороне, где не было помех для радиопередачи и приёма, была уже развёрнута мощная дивизионная радиостанция.

Кстати, свою потерянную радиостанцию я нашёл почти сразу по прибытию, ни кто не обратил внимания на эту деталь.

У дороги уже развернули и установили несколько палаток, прибыло ещё несколько штабных автобусов.

Масштабы организации меня поражала — даже воинское подразделение, не менее батальона, осуществляло прочёсывание и оцепление района, развернув невдалеке походные кухни.

Вдруг от штабного автобуса донеслось:

— Капитана Сидорова, срочно к начштаба.

Я, удивившись, что был не забыт в этой кутерьме, направился к автобусу, где получил от незнакомого лейтенанта, сидящего в окружении компьютеров, несколько листов бумаги с просьбой, как можно подробней описать свою встречу с «утюгом», начиная с первого о нём упоминания.

Я уселся за соседний свободный столик и принялся за рапорт, хорошенько взвешивая возможные последствия от каждого своего слова. Провозился я, поэтому довольно долго, и после множества правок, отдал листки с моим «рассказом» лейтенанту, который, оторвавшись от телефона и стопки бумаги на столе, насупившись, перечитал и, попросив проставить дату, время, и расписаться, кивком отпустил меня, вновь хватаясь за телефон.

Выйдя из автобуса, я услыхал над головой хлопанье вертолётных лопастей — возвратился Никаноров с Евгением Штормом, я не сразу узнал его в растерянном парне в штатском. Всю зиму каждый день мы начинали с изучения фотографии его и Анатолия Ивановича, после их исчезновения.

Володька с Женей быстро направились просекой, проложенной бульдозером к «утюгу», я поспешил за ними.

Возле «утюга» трудно было протолкаться, оранжевой глыбой нависал над ним уже всеми позабытый бульдозер. Трещали на весь ельник мотоэлектростанции, питая развёрнутый телецентр и радаров. На расчищенных площадках развёрнутые радиолокационные станции непрерывно ощупывали чуткими чашами своих антенн окружающее пространство. Даже зенитный ракетный комплекс малого радиуса действия был развернут и ворочал своими остроносыми ракетами. Настоящее столпотворение…

Но внимание всех сразу же привлёк Евгений Шторм, увидев «утюг», он сначала замер на месте, шепча что-то одними губами. Он уже не отводил взгляда от «утюга» и почти не обращал внимания на вопросы, которыми засыпали, его окружающие специалисты. Только досадливо поморщился и рассеянно, весь увлечённый «утюгом», сказал:

— Да видел, конечно же видел… В нём сейчас ни кого не нет… Почти разряжен…

Но последние его слова не поняли и начали переспрашивать, уточняя, что подразумевал он под термином — «почти разряжен». Шторм в ответ досадливо передёрнул плечами, не отводя глаз от «утюга»:

— А, черт его знает, что это значит…

Он как пловец обеими руками раздвинул окружавших его офицеров и спецов в тёмных комбинезонах и шагнул ближе к «утюгу». В этом момент он был подобен лунатику, бледный с одержимым блеском в глазах, шепча временами себе что-то под нос, грыз он ноготь большого пальца на левой реке, совершенно уже не обращая ни на кого внимания.

— Что-то не так..-довольно громко пробормотал он: — Может здесь..? — прикоснулся он к тупой корме «утюга»: — Или здесь..?

Он ощупывал «утюг», что-то разыскивая, а мы стояли, заворожено наблюдая за его действиями.

— Ну конечно… — Вдруг отчётливо с облегчением сказал он: — Это надо так… — он сделал обеими руками странный неуловимо быстрый жест. И что-то произошло, как будто струна лопнула, невольно все подались назад, оставив его один на один с «утюгом».

По «утюгу» прокатилась едва заметная рябь, и он начал изменять свой цвет, свою форму… Замедленно, подобно тому, как в мультфильмах, где возможны любые превращения, трансформация, например, щуки в избушку, «утюг» стал светлеть и округляться в шар. И вскоре это уже был идеальный шар метров двух в диаметре, в середине которого пульсировало нечто сиренево-зелёное. Шар завис в полуметре от почвы, из него, как в фильме ужасов, потянулась судорожными рывками туманное щупальце. Теперь «утюг» был похож на огромную полупрозрачную амёбу, которая поглощала, обволакивая своей псевдоподией Шторма. А он бледный, невероятно бледный, стоял с бессильно обвисшими плечами, закрыв глаза. Мы, парализованные ужасом, молча смотрели, как поглощает его «утюг», как медленно исчезает, мутнея, он внутри «амёбы», тая в сиреневой её сердцевине.

Невероятно жутко было смотреть на это, как в кошмарном сне, когда хочется бежать, кричать от