Госпожа Ланге сидит с ним рядом, через угол стола, чистая, светлая. Когда он отпивал пиво и поднимал кружку за хозяйку дома, положила ему свою руку на его ладонь. Но была при том спокойна. В былые времена, когда он приезжал к ней, она всегда радовалась. Всегда. И злилась. Упрекала его, что он к ней редко приезжает. Или просила его свозить её в Мален, или хоть куда-нибудь, и обижалась, если он ссылался на занятость. А тут… она была так спокойна. Легко болтала о всякой ерунде, о жаре и урожае, и о том, что в Эвельрате нет хороших лавок. И что нужно за любой мелочью ехать в Мален. А барон расспрашивал её про дела. Всего ли им с дочерью хватает. Госпожа уверяла его, что у неё всего в избытке, и много им с Анной не нужно, но когда Волков положил перед ней красивый кошелёк с двадцатью гульденами, она сразу его взяла, поблагодарила своего мужчину, поцеловала руку, и снова принялась болтать о всяком пустом, пока служанка подавала на стол жареных карпов. Казалось бы, речная рыба, еда простолюдинов. Чему тут барону удивляться? Но среднего размера карпы были отлично зажарены, до коричневой корочки, еще и с луком. К ним, чтобы перебить вкус реки и тины, на тарелке у него лежала целая половинка лимона. А к карпам, в красивом кувшине, подали белое рейнское. Вполне себе приличное, недешёвое вино. В общем обед, как и сама хозяйка, был идеальный, хотя и простой. А так как карп рыба костлявая, Бриггит сама очищала ему хорошие кусочки со спины рыбы от костей, проявляя заботу. И когда генерал был уже сыт, он, вытерев салфеткой губы, и говорит ей:

— Маркграфиня прислала мне письмо.

— Маркграфиня Винцлау вам писала? — кажется она удивлена и заинтересована. — И что же вам писала принцесса?

— Она ищет себе умных женщин ко двору.

Госпожа Ланге тут вдруг замерла. Уставилась на него, и взгляд её зелёных глаз уж не кажется ему добрым, а потом она и спрашивает:

— Вы прочите меня к ней во фрейлины?

— Её фрейлины и товарки побиты колдунами из Тельвиса, ей надобен новый двор, и она спрашивала у меня про достойных дам, чтобы были не из местных, — поясняет ей генерал. — А уж кто может быть умнее и достойнее вас? Я таких и не знаю. Таких как вы и при дворе Ребенрее не отыскать.

Но она как будто не слышала его разъяснений, не слышала его похвал. И не отрывая от него всё того же холодного взгляда, Бригитт вдруг спрашивает:

— Вы, господин мой, решили так избавиться от меня?

Он даже опешил от такого вопроса:

— Да, что за глупости?

Красавица меж тем продолжает:

— А когда вы были у меня в последний раз? — и при том, что она всё ещё холодна и спокойна, в её голосе он вдруг слышит дрожь.

— Да вот же… — но генерал не может вспомнить, когда именно он был у неё. — Может две недели назад.

— Нет, — говорит госпожа Ланге. — Две недели назад вы уехали с баронессой в Вильбург, и перед отъездом даже не зашли кто мне. А дочь вас всё время ждёт. — И сейчас её голос не только дрожит, в нем слышатся ещё и слёзы. И она продолжает: — А теперь вы предлагаете мне уехать в Винцлау к вашей любовнице маркграфине? Там, в Швацце, вы хотите устроить место для всех ваших отставных женщин?

— Что вы такое говорите? — Волков морщится, как от какой-то мерзости. — Маркграфиня? Моя любовница? Она невеста графа Сигизмунда, будущего маркграфа Винцлау и…

— Не лгите мне! — кричит Бригитт. Кажется, это первый раз за все годы их знакомства, когда она повышает на него голос. — Не лгите мне, барон! О том известно всем. Она вас отблагодарила за своё избавление, говорят, благодарила вас изо всех сил, до самого дня вашего отъезда, да ещё и рыдала, отпускать вас не желала, вот и теперь вам пишет! Всё успокоиться не может. — И госпожа Ланге повторяет едва не плача: — О том известно всем, барон!

— Дорогая моя, — он пытается взять её за руку, но та вырывает руку, а Волков продолжает: — Всё, всё… Успокойтесь. Я просто предложил. Вы не хотите жить при дворе Винцлау, и прекрасно. Не нужно никуда ехать, живите здесь.

Она тяжело вздыхает, несколько мгновений сидит молча, как бы успокаиваясь, а потом и говорит:

— Пять дней назад от епископа монахи приезжали.

— Выбирали место под храм? — догадался генерал и снова попытался взять её за руку.

И на сей раз Бригитт руку не отняла, и продолжала:

— Место мы выбрали в прошлый раз, хорошее место, а в этот раз они привезли благословение от епископа, — Бригитт говорит всё это, но на Волкова не смотрит, кажется, снова готова сорваться на крик, а может и заплакать. — Над рекой храм поставим, на холме. Оттуда замок ваш виден. Хорошее место, как раз там много домов. Крестьянам не нужно будет далеко ходить.

Госпожа Ланге всё ещё расстроена, и он не может понять, что её так расстроило, но генерал знает, что ничего женщину не успокоит лучше, чем мужские объятия. Он встаёт:

— Пойдёмте в постель.

А она вдруг руку вырывает снова и отказывается:

— Не сегодня.

И сама на него глаз не поднимает. Раньше, если даже и не могла она быть с ним по причине естества, то всё равно находила способ для близости. Ещё и ластилась, сама предлагала, что-нибудь этакое, а тут: не сегодня.

«Значит всерьёз разобиделась. Может, и вправду я зря ей предложил место при дворе Винцлау».

И тогда он предпринимает последнюю попытку:

— Через несколько дней, может быть через три дня, я еду в Ланн. Долго там на задержусь, ко мне должно приехать важное лицо, но если желаете, я возьму вас с собой.

— Никак не выйдет, дела не позволяют, — отвечает Бригитт, так и не поднимая на него глаз. — На той неделе должен архитектор с эскизами храма подъехать, я его жду. Потом хочу поехать в Мален к епископу для разговора, а потом и проект у архитектора заказать.

— Ну, хорошо. Хорошо… — Волков наклоняется к ней, целует её в губы, но красавица не отвечает на поцелуй.

Генерал уезжает от госпожи Ланге в огорчении. Глупо всё вышло, но она могла бы сказать просто «нет, не поеду, а вы ко мне заходите почаще». И слезы были бы не нужны, и