Я положил ладони ей на плечи, ощущая под тонкой кожей все те же узлы стресса, и тут же в моей голове пронеслось: «Да, обычные проблемные зоны человека, сидящего в офисе, ноги, плечи… нужно будет еще поработать с её спиной». После столь профессионального заключения мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли по ее ключицам, опускаясь все ниже, к началу ее декольте, к той самой ложбинке между грудями.

Я чувствовал тонкую, хрупкую кость под кожей и жар, исходящий от ее тела, он был почти осязаемый, смешиваясь с запахом масла. Ее дыхание стало прерывистым, губы приоткрылись, и на мгновение мне показалось, что я слышу, как бьется ее сердце — частый, нервный стук, в такт которому пульсировала кровь и в моих висках.

Один шаг… одно случайно-специальное движение… сорвать это полотенце… и прикоснуться к этой гладкой горячей коже… не как массажист… а как… возбужденный мужчина…

Мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани, где начинался ее пышный бюст. Я видел, как напряглось все ее тело, как она затаила дыхание в немом, тревожном ожидании. Воздух стал густым, как мед, сладким и удушающим.

Нет, Орлов! Ты не животное! Хотя, глядя на эту картину, очень сложно в этом убедить собственный член… Так бы и съел эти сиськи! А потом трахнул! Или наоборот! Или всё вместе! Ааа, я не знаю!

— Хорошо, — сказал я, отрывая руки, будто обжигаясь. Голос прозвучал хрипло. — Теперь… перевернись. На живот.

Она медленно, словно в полусне, приподнялась. Полотенце соскользнуло с ее тела, и на мгновение, прежде чем она легла и я успел отвернуться, я снова увидел все: изгиб талии, мягкую линию бедер и ее грудь, пышную и тяжелую, упругую. Затем она устроилась на животе, положив голову на сложенные руки, а ее сочнейшая грудь расплюснулась под весом тела, превратившись в две соблазнительные мягкие подушки.

А после, когда я обернулся, налив в ладони новую порцию масла, я увидел их, ее ягодицы — округлые, сочные, идеальной формы, призывно выделяющиеся на глазах.

У меня перехватило дыхание. Я просто тупо замер, не в силах оторвать взгляд, чувствуя, как кровь с грохотом приливает к паху. Прошло несколько секунд тягостного молчания, пока мой взгляд против воли скользил вниз.

Тонкая шелковая лента ее трусиков терялась между ягодиц, и там, где ткань слегка скрутилась, угадывался соблазнительный контур — тот самый, заветный, желанный, скрывающийся в глубине её попки.

— Все нормально? — ее голос прозвучал приглушенно, из-под руки. — Ты не прикроешь… меня?

Я вздрогнул, словно ошпаренный.

— Да… да, конечно, — я сглотнул ком в горле и, стараясь не смотреть, набросил полотенце, прикрыв ягодицы, но оставив открытой зону поясницы. — Извини… задумался просто.

— О чем? — она спросила с хитринкой в голосе, слегка повернув голову, и я увидел уголок ее улыбки.

О твоей рукописи, пока смотрел на твою задницу, дорогая моя писательница, — пронеслось в голове. — О том, как ты описала сцену, где массажист входит в клиентку через «черный ход». И о том, как чертовски соблазнительно, наверное, выглядит этот самый «черный ход»…

— Так… — буркнул я, сжимая флакон с маслом так, что костяшки побелели. — Приступаем к спине.

Мля, а может, я смогу случайно увидеть её анус? Хоть немного? Хоть на секундочку? Надо только…

— Плечи… — попросила она, выбивая меня из фантазий. — Ужасно устали. От компьютера и от нервов.

Я встал у изголовья и положил ладони ей на плечи.

И вновь убедился.

Ее тело было иным — не таким, как у фигуристок, не высеченным из мрамора и стали. Оно было мягким, податливым, по-женственному округлым. Под тонкой бархатистой кожей трапеции были забиты знакомыми узлами стресса и усталости, но сама плоть уступала под моими пальцами, как теплый воск.

Она застонала глубже, когда я большими пальцами прошелся вдоль ее позвоночника, разминая паравертебральные зоны. Я усилил давление, работая основанием ладони, чувствуя, как напряженные мышцы медленно, нехотя, но поддаются, отпуская многодневное напряжение.

Она запрокинула голову, обнажив уязвимое горло, и беззвучно шептала что-то, когда я находил особенно болезненные точки, вжимаясь в них с упорством, рожденным отчаянием и желанием сделать хоть что-то правильно.

Вот он, единственный тип женщин, с которыми у меня, похоже, получается иметь дело, — горько мелькнула мысль. — Лежащие и безмолвные.

Но безмолвной Света была лишь на словах. Всё ее будто тело кричало.

Мой взгляд, предательский и неукротимый, снова и снова соскальзывал с ее спины вниз, к тому месту, где полотенце, наброшенное на ягодицы, лежало неровно, подчеркивая, а не скрывая их соблазнительную, пышную форму. Они были идеально округлыми, двумя упругими полусферами, которые, казалось, дышали в такт ее участившемуся дыханию. Каждая моя работающая мышца на ее спине отзывалась мелкой дрожью в этой соблазнительной плоти.

А по бокам, из-под ее собственного веса, выпирали мягкие, расплющенные бока ее груди, растекавшиеся по столу двумя соблазнительными лужами плоти. Это зрелище было даже более интимным, чем если бы она лежала на спине. И мое воображение, отравленное прочитанной рукописью, тут же нарисовало яркую, похабную картинку.

Мои большие пальцы, будто против моей воли, поползли от ее поясницы вниз, к верхнему краю полотенца, к началу той самой ложбинки. Жар, исходящий от ее тела, был почти осязаем. И тут мои пальцы замерли в сантиметре от той самой грани.

Затем, собрав всю свою волю в кулак, я медленно, почти с болью, убрал руки, ощущая, как они дрожат от напряжения и нерешительности. Стыд обжег мне щеки.

— На сегодня… думаю, хватит, — прошептал я, и голос мой сорвался на хрип. — Мышцы… уже неплохо проработаны. Дальше… лучше не рисковать.

Света медленно открыла глаза и повернула голову, чтобы посмотреть на меня.

— Спасибо, Алексей, — сказала она тихо, поднимаясь и присаживаясь на край кушетки. Ее щеки пылали румянцем, а на лице отражалась довольная расслабленность. — Ты… профессионал. И такой… чуткий.

Сказав это, она опомнилась и прикрылась полотенцем, но её движения не были резкими, и я всласть успел насмотреться.

— Не за что, — кивнул я, и, не в силах выдержать ее взгляд, чувствуя, как стыд и досада сжигают меня изнутри, отвернулся, делая вид, что убираю масла. — Надеюсь, помог.

— Очень… правда. — её голосок был тихим, почти мурлыкающим. —