— Илюш, — просит она жалобно.

Поглаживаю ее ягодицы, она трется ими о мой пах. И я резко шлепаю ее по бедру.

— Как так можно, Полина? Обманывать. Да еще и с моим другом, — говорю спокойно, но разочарование все равно пробивается в голосе. — Ты ж и наши отношения похерила, и с другом меня рассорила.

Она замирает. Опускает голову.

Либо уходить, либо трахаться уже. Че стоим мерзнем, меряясь, у кого сердечная мышца пострадала сильнее? Детский сад.

Полина оборачивается и пытается отстраниться, но я довольно грубо возвращаю ее в прежнюю позицию. Она хочет оттолкнуть мои руки, но физически не справляется. Я обхватываю одной рукой оба тонких запястья, прижимаю к стене.

Впрочем, она не кричит. Борется молча.

Второй рукой хватаю ее за бедра, тяну к себе, поправляя позу.

— Стой так, — освобождаю ее руки. Потом спрашиваю: — Да или нет?

— Да, — отвечает хрипло.

Я слегка приседаю, рукой направляю член и совершаю толчок. Она замирает, послушно принимая на всю длину. На цыпочки поднимается, ноги как у балерины — твердые, ладные, дрожат. Опирается ладонями о стену, льнет к ней щекой.

Протискиваюсь с трудом. Горячая, влажная, но узкая, еще и зажимается. Даже немного больно — это злит. Я захлебываюсь в любви, потребности заботиться и беречь. В черной густой ревности, которая отравляет все перечисленное ранее. Вызывая презрение к себе самому.

— Как ты узнал? — спрашивает она надтреснутым голосом, что окончательно сносит мне голову.

— Я полюбил тебя, так сильно полюбил.

Она напрягается и молчит. Я совершаю еще два глубоких резких толчка, а потом начинаю двигаться по нарастающей, пока не замечаю, что выдержка Полины заканчивается. Она сутулится, вжимает голову в плечи и обнимает себя руками. Понимаю, что ей больно. Реально очень больно, она еле стоит. Быстро выхожу из ее тела и вижу кровь по всей длине члена.

Глава 27

Полина

Влада хвалилась, что у нее в первый раз не было ни боли, ни крови. Просто сразу нормально. А где-то через неделю она уже начала получать удовольствие. Олеся чувствовала боль, но терпимую. Да и неприятные ощущения появились скорее потому, что не смогла расслабиться. Все время ждала чего-то ужасного, боялась. Крови тоже почти не было. Я думала, что мне повезет так же, если не больше. Ведь я сама этого хотела, изнывала от нетерпения. Да и переспала не просто от скуки с каким-нибудь симпатичным парнем, а с любимым мужчиной.

С мужчиной, о котором мечтала каждый день с тех пор, как услышала его голос по телефону. И которого предала.

Так мне и надо.

Кажется, что у него не член, а раскаленная наждачка. Ощущения такие, будто он на части меня разрывает. И внутри одна сплошная рана. Я терплю, конечно, губы кусаю. Потом стискиваю их до такой степени, что они немеют. Чтобы ни звука не просочилось, чтобы никто из родных и гостей нас не услышал. Ногтями по стене царапаю, потом впиваюсь ими в ладони, стараясь переключиться. Думаю только об одном: скорее бы этот кошмар закончился. Но Ветров продолжает иметь меня, раня каждым движением. Не понимаю, как ему это может нравиться. На глаза наворачиваются слезы — я молчу, пытаюсь их проморгать, а они по щекам катятся, предатели, на пол капают. Мне хочется, чтобы он сам как-то догадался, понял, почувствовал…

Илья не замечает вообще ничего.

Наваливается на меня всем огромным телом, дышит шумно, напирает, словно хочет быть еще глубже. Будто намерен и вправду порвать меня на куски. Сперва я думаю о том, что, если все вытерплю, он простит меня. Ставлю цель себе такую. Простит мою страшную ошибку, и все станет хорошо. Он ведь сказал, что полюбил. Вот только что.

«Я полюбил тебя, так сильно полюбил».

Черпаю силы в надежде и терплю этот бесконечный невыносимый секс ради нас с ним.

Но в какой-то момент начинает казаться, что я просто умираю. От режущей страшной боли рассудок плывет. И мне становится все равно, простит он меня или нет. Лишь бы закончил мучить. Я зажимаюсь сильнее, обхватываю себя руками. Он наконец оставляет мое тело в покое, и я падаю на корточки, обнимая саму себя. Кровь стекает по ногам — я касаюсь красных капель пальцами. Ее не слишком много, не как во время месячных, конечно, но от одного вида меня мутит. Это ведь моя кровь, из моего тела.

— Поля, Полечка, — слышу знакомый голос рядом.

Илья тоже приседает, тянется ко мне, но я отшатываюсь и впечатываюсь в стену, ударившись виском. Его голос всегда был синонимом безопасности и покоя — сейчас он вселяет в меня ужас.

— Я не буду больше. Да что ж такое, почему ты не сказала… — Он выглядит растерянным.

— Я говорила много раз! Ты тупой, что ли? — спрашиваю, всхлипывая.

— Иди сюда. Не бойся, пожалуйста. Я не трону.

Что-то в его тоне есть такое. Я глупая, снова верю этому мудаку и доверчиво тянусь. Обнимаю за шею крепко-крепко. Он в ответ делает то же.

— Тупой, еще какой тупой, — не спорит. Потом добавляет будто сам себе: — Я его убью.

— Скотина ты, ненавижу тебя, — говорю и снова всхлипываю. Заставляю себя рыдать тихо: вдруг по коридору кто-то пойдет и услышит.

Какой ужас: у меня отец дома и гостей половина города, а я тут с Ветровым… на полу рыдаю. Утыкаюсь в его рубашку, которую он даже не снял. Не потрудился раздеться! Вдруг такая злость берется откуда-то! Дескать, какой смысл, если через пять минут опять одеваться? Я-то голая для него! Полностью!

Сжимаю пальцы в кулаки и ударяю его по спине.