– Проклятье, закрыта! – бросил он и навалился плечом.

– Может, там кто-нибудь есть? – предположил я. И крикнул:

– Прошу прощения! Будьте добры, откройте! Не бойтесь! Мы свои!

Почти сразу дверь мягко подалась и отворилась внутрь. Капрал чуть не сбил с ног молодую высокую женщину в плаще, небрежно наброшенном поверх ночной рубашки.

– Прошу нас извинить, медам, – сказал я ей.

Про себя я отметил, что женщина чудо как хороша и даже ярко-зелёные волосы её не портили.

«Зелёные?!» – кто-то крикнул у меня в голове.

Но не было времени развивать эту тему. Куркин, подгоняя мужичка, бросился к балкону, я последовал за ними. Краем глаза я заметил девочку лет семи, сидевшую на кровати и закутавшуюся по подбородок в одеяло. Её глаза испуганно таращились на нас. Из-за перегородки, делившей комнату на две части, встревоженно выглядывала какая-то девушка – должно быть, служанка.

Мы расположились на балконе. Я и мужик, которого капрал звал смешным именем Кумучка, без устали заряжали арбалеты, а Куркин, не целясь, стрелял с балкона. Но судя по крикам и проклятиям, что неслись снизу, он попадал.

У меня быстро вспухли волдыри на руках. И также быстро лопнули. Но я не чувствовал боли, а словно механизм, действовал быстро и чётко. Взводил рычаг, устанавливал короткую железную стрелу, протягивал арбалет Куркину.

Вдруг внизу стихли крики и звон стали. Куркин не протянул руку за заряженным арбалетом. Я отложил оружие в сторону и поднялся над балконным ограждением.

В отряде неприятеля, что сгрудился на мосту, народу заметно поубавилось. А защитников и вовсе осталось с пяток, и все они едва держались на ногах. Но сражение на мосту приостановилось. Враги смотрели не на обороняющих башню солдат и не на нас. Они обернулись и глядели на восток – туда, где рассвет залил небо розовой краской. И я не мог разглядеть в рассветном сиянии, куда же они смотрят. Но потом увидел высокую тёмную фигуру.

– Господин полковник, – прошептал капрал.

Я искоса глянул на него – по его чёрной от засохшей крови и грязи щеке прокладывала себе дорогу крупная блестящая слеза.

Тёмный силуэт поднял руку – в ней не было оружия. Но мне вдруг показалось, что фигура выросла, став просто исполинской, заслонив свет восходящего солнца. Могучая длань простерлась в нашу сторону – и в сторону врагов, конечно. На отряд неприятеля пала тень от этой огромной руки. И тут же исчезла.

На плиты моста и камни двора со звоном стали падать мечи и топоры, копья и сабли. А потом люди, только что яростно штурмовавшие башню, обессиленно повалились на мост.

– А ведь мы не только кухню спасли, лейтенант, – сказал Куркин, – мы спасли семью его длиннейшебородия!

По его щекам тянулись вниз уже две светлые дорожки.

Я хотел что-то сказать в ответ, но за спиной звонко чихнули, я вздрогнул и открыл глаза.

Конец первого дня

Глава 26. Всё только начинается

Потолок, обычный белый потолок. И тишина. Хорошо! Я повернул голову – пол, стена, шкаф. Нет сомнений, это комната Зюва! О, Сварх Благодатный, какой прекрасной она мне сейчас показалась, какой надёжной в своей бесхитростной простоте и обыденности!

А сон, ну что за безумный сон! Крепость, Зюв в роли коменданта, бой во дворе. Поразительно яркий кошмар! Ах, ну да, я же вчера был в театре, смотрел как раз историческую драму о закате Империи. Не думал, что я такой впечатлительный.

Я потянулся до хруста в суставах и заложил руки за голову. На пол со звоном и дребезжанием упало с кровати что-то тяжёлое. И тут же со звоном и дребезжанием что-то оборвалось в моём сердце…

Я сел на край кровати и посмотрел вниз. На полу лежала шпага, она ещё чуть покачивалась на гарде. На мне, поверх пижамы был надет ярко-голубой китель. Он, правда, был теперь в бурых и чёрных пятнах и разорван подмышкой.

Я взглянул на свои ладони – содранные волдыри на месте. Словно я только-только отложил заряженный арбалет. А ведь я только-только и отложил его. Перед глазами у меня всё поплыло. Я зажмурился и глубоко вздохнул. Приоткрыл один глаз – комната Зюва осталась. Шпага на полу – тоже.

С трудом поднявшись (спина и бока болели не меньше, чем после пробуждения в крепостном каземате), я подошёл к окну и отворил его. На улице было уже позднее утро, почти полдень. Осень расщедрилась на замечательный солнечный денёк – деревья макали рыжие и золотые кроны в небесную синеву, солнечные лучи несли земле прощальное тепло. Воздух был прозрачен и свеж. Я вдохнул его полной грудью и отвернулся от окна. Поднял шпагу, сунул ноги в перепачканные домашние туфли (ну да, я же в них всю ночь бегал по крепостным коридорам и лестницам) и вышел из комнаты своего слуги.

Прошёл мимо двери в свою квартиру, добрёл до лестничной площадки (о, Сварх, снова лестницы!) и спустился на первый этаж. Консьерж дремал за конторкой.

Вышел на улицу и двинулся через бульвар Левых ног, помахивая шпагой словно тростью. Редкие прохожие с изумлением оглядывали меня и быстренько исчезали из поля зрения. Хорошо ещё, что меня не увидел никто из знакомых, а то, чего доброго, вызвали бы карету для буйнопомешанных. И полиция не встретилась – тут уж не знаю, кому больше повезло – мне или им.

Путь мой был недолог. Я пересёк бульвар и распахнул стеклянную дверь кофейни «Дргой дрг». Дверь ещё не захлопнулась за мной, а я уже услышал сдавленный крик и звон разбившейся посуды – это хозяйка не удержала чашку с чаем. Я поставил шпагу в корзинку для зонтиков и прошёл внутрь.

У Мелиссы в этот день было на удивление людно – но клиенты очень быстро рассосались. И мы остались вдвоём.

Мелисса повесила на дверь табличку «Закрыто» – едва ли не впервые на моей памяти. И повела меня вглубь своих владений. Сняла с меня грязный китель, потом подвела к умывальнику и заставила умыться. В зеркале я впервые за утро увидел свою физиономию и понял причину столь бурной реакции на моё появление. Волосы были всклокочены, лицо перепачкано, через щёку тянулась длинная царапина. А главное – взгляд! Если б я сам увидел такой безумный взгляд у человека, случайно попавшегося мне на пути, то перешёл бы на другую сторону улицы.

Я умылся и причесался. И постарался придать лицу выражение, более соответствующее обыденной и мирной обстановке. Не знаю, насколько успешной была моя попытка.

Мелисса усадила