— У няни, — я не видела смысла отчитываться или объяснять.

 — Это та милая старушка, твоя соседка? — не поднимая глаз от кружки, спросила Любовь, и я напряглась. Она каким-то шестым чувством прочувствовала гамму эмоций, исходящих от меня, и успокоила: — Не переживай, я просто видела, как она забирала девочку из садика.

 Зачем вообще Любовь ездила в садик, для меня тоже оставалось загадкой. Уточнить я не рискнула.

 — Кстати, очень интересная и умненькая…

 А от этих слов мороз по коже прошёл. Такая лёгкая небрежность, словно мы обсуждали кого-то близкого для Любови, а не ребёнка, которой неудобен всем. Ей в первую очередь.

 Молчание было сухим, как ветер в пустыне. Я не хотела ничего говорить, потому что в принципе не знала, о чем с Любовью можно разговаривать, а она, видимо, ждала от меня чего-то. Не дождавшись, Любовь встала со своего стула и прошла к окну. Боковым зрением я наблюдала исподволь.

 — Я, наверно, не должна была вмешиваться в ваши с Владом отношения…

 Фраза прозвучала так внезапно и показалась мне настолько дикой, что я, расфыркавшись, чуть не залила стол кофе.

 — И вообще лезть в жизнь своего сына, но Влад он такой… Влад, — нелогично завершила Любовь. Я пожала плечами. Сожаление о прошлом — бесполезное занятие. Оно отвлекает от настоящего, а я и так много времени на это убила.

 Кофе в моей кружке почти кончился, а гадать на кофейной гуще я никогда не умела, поэтому тоже встала и прошла к раковине, выплеснула остатки и включила кран. Вода сильной струей ударила в дно кружки и забрызгала мне майку. Я сдержала ругань на кончике языка и убавила напор.

 — Мне всегда казалось, что Влад слишком неприспособленный к жизни. Как его отец. У того на уме только наука, а в жизненном смысле он просто беспомощен. Владислав примерно такой. И тогда, несколько лет назад, у него был такой прекрасный случай доказать обратное… Но нет.

 — Обжегшись на молоке, он на воду дул? — тихо уточнила я, ещё сильнее понимая, какая череда нелепых случайностей произошла тогда. Мать ждала от сына мужественного поступка, я — предложения, а Влад…

 — На каком молоке, Аглая? — со стоном спросила Любовь и повернулась ко мне. Я приподняла плечи, а Любовь продолжила холодным тоном: — Не было никогда никакого молока, просто Влад катастрофически не умеет разбираться в людях. Девка — наркоманка, друг автоподставами занимался, а все мама виновата, все мама палки в колеса вставляет. А то, что этого оленя доили, он не замечал, конечно…

 Любовь разнервничалась, и на щеках ее проступил слишком неестественный, с карминовым отливом румянец. Я дотянулась до стаканов и вытащила один, наполнила водой и предложила матери Влада. Она судорожно кивнула, а я тихо спросила:

 — А со мной что было не так?

 Любовь замерла, не донеся стакан до рта, и пристально посмотрела на меня. Отставила воду и присела на мое место у окна. Подперла подбородок аристократичным запястьем с голубыми прожилками вен и призналась:

 — Да относительно все так. Вот иногородняя, это да, нервировало, и платья твои безвкусные, и голос твой… Вот скажи, чего ты тогда так выряжалась и гоготала?

 Не знаю даже, наверно, глупая просто была, а может, счастливая.

 — Если бы я знала, что из той вульгарной девицы вырастет нормальная уравновешенная женщина, не приблизилась бы даже, — Любовь покачала головой и все же отпила из бокала. — А теперь что уж…

 Она махнула на меня рукой и встала, вышла из кухни и вернулась обратно со своей сумочкой.

 — Зачем вы приехали? — спросила я, наблюдая, как Любовь присаживается на стул, а на стол ставит сумку.

 — Подумала, что Влад такого наворотить может, что потом ни один рекламщик скандал не сотрёт из новостей. А Влад упёрся. Ни бросать тебя не хочет и не признаётся, что удумал. Хоть с тобой поговорю, как с разумной частью вашей пары…

 — Мы не пара. Мне по-прежнему ничего не надо, и то, что мы здесь живем, всего лишь стечение обстоятельств.

 — Влад так не думает, — Любовь отставила сумку и снова подбородок положила на сцепленные пальцы. — Он вообще мало думает, скажу тебе по секрету. Я поэтому и хотела, чтобы рядом с ним была похожая на меня, рациональная и прагматичная…

 — И выбрали Катерину… — протянула я, рассматривая усталость в глазах Любови.

 — Ой не напоминай, ещё одна идиотка, из достоинств только папа-прокурор, а в остальном… Но хотя бы она прислушивается к советам, а не как Влад…

 Я замолчала, не зная, что сказать на такую исповедь. Любовь, не дождавшись от меня хоть какой-нибудь реакции, продолжила:

 — Аглая, хоть ты пойми, да, мне неудобно, что сейчас все вылезло наружу, но… Ни тебе, ни дочери твоей я никак не смогу навредить, поэтому если Влад опять окунётся в теорию заговоров… Шли его лесом!

 Я округлила глаза и не понимала, к чему такое знание мне. А главное, что случилось в промежутке, когда Любовь сменила гнев на милость.

 На стол лёг толстый конверт.

 — Вот это возьми… — конверт проскользил по столу ко мне, а я для надёжности руки спрятала в подмышках.

 — Мне не нужны ваши деньги, — уперто повторила я.

 — Тебе не нужны, а ребёнку нужны, — не согласилась Любовь. — Это не откуп или ещё что. Это то, что я за эти годы я могла бы дать своей внучке, но не дала, поэтому, считай, бабушка поздравила со всеми днями рождения.

 Конверт остался лежать на столе нетронутым. Любовь тяжело встала и прошла в коридор. Я была вынуждена проводить, только когда она уже коснулась дверной ручки, я спросила:

 — Почему?

 Любовь замерла на пороге, а потом медленно, словно нехотя, призналась:

 — Сыну жизнь испортила, пусть хоть у внучки все будет хорошо.

 Мы не попрощались. Я молча закрыла входную дверь и устало опёрлась на коридорную стену спиной.

 Дурдом.

 А вечером позвонил риэлтор и сказал, что хозяева передумали сдавать мне квартиру.

 Глава 42

 Я нервно искала квартиру.

 Сначала, после разговора с Любовью, я спокойно съездила, забрала Иду