— Я думала, что вы не узнаете, и… Я напишу заявление сегодня, — кивает сама себе, — прямо сейчас напишу. Так будет лучше.

— Нет. Я не отпускаю тебя с должности моего помощника. Я не разрешаю тебе писать заявление и покидать рабочее место.

— Вы что, шутите? — снова злится. Черт, я ее хочу… — Как вы предлагаете работать вместе, после всего, что было! После того, как мы с вами…

— Кто мы с вами? — усмехаюсь. Мне надо ее убедить остаться, а я, честности ради, вообще не знаю, как. Пробую все методы. — Там, в баре, были другие люди. И, в конце концов, что было в баре, то там и остается.

— Я не смогу, — качает головой, но в этот раз я не даю ей закрыть глаза и снова обхватываю пальцами ее подбородок.

— Забыли. Проехали. Отпустили и пережили. Сейчас иди и приводи себя в порядок, у нас через час важная встреча. А все эти тараканы выкинь к черту, поняла? Мы работаем дальше и живем так, словно это было в другой жизни. Я не отпускаю тебя. Услышала?

Вздыхает. Закрывает глаза, минуту молчит, о чем-то думает, взвешивает, видимо, “за” и “против”. Но в конечном счете кивает, а потом выбегает за дверь.

Я, конечно, ужасный начальник и просто кошмарный лжец. Потому что забыть то, что было — просто невозможно. И “отпустить”, словно этого не было —- не смогу тоже.

Но она не ушла. А это ровно то, что мне сейчас было нужно.

А дальше… Ну, придумаю что-то еще. В конце концов я всегда добивался своих целей, а теперь у меня одна цель: не потерять Арину.

Глава 22. Арина

Стою в уборной у большого зеркала и стараюсь что-то сотворить со своим лицом после истерики, слез и злости, но руки дрожат так сильно, что, клянусь, я могу только сделать хуже, но никак не исправить.

Стираю тон салфетками в надежде сделать быстро новый макияж. У нас важная встреча со старым другом моего босса, который возможно станет ему партнером, я выступаю там в роли переводчика и не могу выглядеть так, как выгляжу сейчас. Ужасно. Просто отвратительно. С таким лицом вообще надо держаться подальше от людей! Глаза красные, веки припухли, губы искусаны… Ужас. Смачиваю салфетки под холодной водой и кладу на лицо в надежде снять отеки. А еще я очень-очень-очень стараюсь не думать обо всем, что происходило в кабинете у Ильи Александровича двадцать минут назад, но надо быть полной идиоткой, чтобы просто так отпустить и забыть все, что было.

А я идиотка редкостная, конечно, но не настолько.

Это было ужасно. И я чувствую себя отвратительно! Это если сказать мягко.

Если сказать правду — я в полном ужасе. Это чертова катастрофа!!!

Во-первых я разговаривала со своим начальником на “ты”, хотя мне этого разрешения никто не дава.

Во-вторых, я кричала на него так, словно и на это имела какое-то неадекватное право.

В-третьих, я обвиняла его во лжи, а в итоге призналась в том, что я сама лгала еще больше него! В разы больше!

В-четвертых, я ударила ему пощечину.

В-пятых… Я с ним переспала.

Пять гвоздей в крышку моего гроба, который я сама же себе и сколотила, и я все еще почему-то не лечу на асфальт с двадцатого этажа, а стараюсь исправить хоть что-то на своем лице, чтобы поехать на встречу.

Либо мой начальник совершенный идиот, даже хуже меня, либо он просто готовит план мести и выкинет меня с машины где-нибудь на мосту. Или сразу с моста. Или я не знаю, что еще думать, иначе какого хрена, вообще-то?!

Разве этих пяти пунктов ему не хватило, чтобы от меня избавиться? Да я ужасна! И ладно то, что в баре были мы с ним, это уже, кажется, самый меньший из ужасов! Гораздо хуже то, что я на него орала и позволила себе дать ему пощечину.

И я правда была готова уволиться в ту же секунду и бежать так быстро, как только умею, но… Но почему он отговорил меня? Он не рассердился, он не накричал, не психанул. Он успокоил меня по поводу бара и сказал, что не отпускает с должности!

Почему?

Я ведь явно не лучший работник, особенно после всего, что произошло. Почему он не отпустил меня, почему? Может, потому что у него нет другого переводчика для встреч с Артуром? И ему просто нужна я конкретно сегодня? Проведем встречу, а потом он размажет меня по стенке. Выскажет все, что считает нужным и уволит с позором.

И, что самое обидное, будет прав!

Вздыхаю. Снимаю салфетки с лица, руки дрожат так, словно я таскала какие-то тяжести и мышцы больше не справляются. А тяжесть у меня одна — на душе!

Надо извиниться.. Обязательно! А еще забрать ту многострадальную сережку, что снова свалилась у него там… И отнести ее мастеру, в конце концов! А еще лучше закинуть к другим украшениям и никогда не надевать больше подальше от греха.

Как вообще теперь общаться с ним? Работать? Выполнять поручения? Смотреть в глаза?

“Забыли. В баре были не мы, другие люди”. Легко сказать! Я даже вид не могу сделать, что забыла, не то что забыть по-настоящему. Потому что, во-первых, это было мое первое ( и, клянусь, единственное) такое приключение в жизни. Во-вторых, я, блин, переспала со своим боссом! В-третьих, это был слишком потрясающий секс, как бы не было стыдно об этом говорить, и забывать его будет просто кощунством.

Вздыхаю.

Нет. Я и правда больше не смогу с ним работать.От одних мыслей о том, что после всего, что я творила в его кабинете мне придется с ним работать волосы дыбом встают. А мне ехать на встречу! В одной, черт его возьми, машине!

Пытаюсь придать лицу свежести при помощи консилера, но глаза такие красные, что не особо спасает. Вздрагиваю, когда из одной из кабинок выходит Света. Неожиданно тоже заплаканная и какая-то словно потерянная. Мне приходится коснуться ее руки, чтобы обратить свое внимание.

— Света?

— А… привет, — кивает она. Хмурюсь.

— У тебя все в порядке?

Она стоит столбом. Смотрит в зеркало. Умывается. Достает из сумочки капли для глаз, закапывает. Прошу у