Газировка тоже выходит с нами проститься, тычется холодным носом мне в ноги, я глажу ее.

— Приглядывай тут за всеми, хорошо? Ты за старшую, моя верная девочка.

Она смотрит в глаза по-прежнему умно и преданно,! клянусь, понимая каждое слово. Сердце заходится.

Газзи сильно сдала за последние годы, подслепла, начала прихрамывать. Думаю, в последнем виновата травма, когда мой водитель сбил ее на дороге. Мы регулярно возим ее к ветеринару и следим за здоровьем малышки. Невероятная собака, которая пережила со мной все самые важные, сложные и прекрасные события. Моя бесценная девочка и общая любимица.

Обнимаюсь со свекровью, даю последние указания няне, и мы с Ильей наконец садимся в такси.

Питер встречает свинцовым ливнем, но мы не расстраиваемся: это первая наша с Ильей поездка вдвоем после рождения Олечки. До появления младшей дочери я сопровождала мужа на всех конференциях, мы были поразительно мобильны со всеми нашими детьми! Но потом как-то враз стало сложно.

Едва выходим на улицу, к нам подходит курьер и вручает букет цветов. Обескураженно принимаю розы, Илья тем временем держит над головой большой черный зонт и пожимает плечами.

— Это мне? За что? — поражаюсь.

— В Питере тебе идут цветы.

— А в Красноярске?

— Дети. Не представляю тебя не обвешанной нашими детьми. Куда еще цветы-то?

Я улыбаюсь. Прижимаю к груди изумительный букет и улыбаюсь перспективе провести двое суток наедине с мужем. С моим жутко занятым управленцем, который всегда найдет время на то, чтобы поискать со мной клад.

Первым делом мы заходим в полюбившийся ресторанчик и завтракаем, затем я достаю карту, на которой натуральным образом нарисован крестик. Илья чуть кривит губы, видимо, усилием воли заставляя себя не комментировать находку сестры и ее очередную «блестящую» идею.

— Да круто будет, что ты, — закатываю глаза. — Адрес забьем в навигаторе, а карта с крестиком больше для антуража.

Он посмеивается. Иногда прибить его хочется за скептицизм. Илья открывает карту на телефоне, вглядывается в нее.

— Нам другой район нужен, — подсказываю я.

— Я ищу хозтовары. Хорошо бы лопату прикупить и пару перчаток. Полагаю, придется копать.

— Ха-ха. Обязательно сделаю фото, как главврач БСМП роет яму в пригороде Питера.

— Копать глубоко, кстати? Твоя сестра не сообщила?

— Метра четыре максимум.

— Надо было тогда пацанов прихватить, — флегматично отвечает Илья, и я догадываюсь, что он шутит. — Пусть бы рыли.

— Представляю себе эту картину!

— На даче их не заставишь, может, хоть бриллианты бы впечатлили.

— Думаешь, там бриллианты?

Продолжая шутить, начинаем собираться. Илья оставляет щедрые чаевые, и мы покидаем кафе. Ливень к тому времени превращается в моросящий дождик, и, почти не промокнув, мы добираемся до такси. Едем долго, не меньше двух часов, и, нет, выходим не в поле и не на окраине. Вполне приличный спальный райончик, только вот очень-очень старинный.

Мы неуверенно заходим в подъезд, постоянно сверяясь с адресом и фотографиями. Проносимся вперед, так как уж очень здесь грязно. Поднимаемся в квартиру на третьем этаже и замираем.

— Вау! — тяну я, не ожидавшая, что в столь ветхом доме может прятаться такая жемчужина.

— Неплохо, да, — поддерживает Илья, озираясь по сторонам.

Высоченные потолки с лепниной, огромные комнаты, потрясающие окна. Мы проходим в квартиру, которую, как недавно выяснила Мия, перебирая вещи отца, папа снимал в течение пятнадцати лет. За пять лет до смерти и спустя десять после. Оказывается, он заранее оплатил счета, жилье и не трогали. Лишь изредка хозяйка проверяла, что все в порядке. Срок аренды закончился, и теперь эту квартиру сдают посуточно.

— Очень здесь красиво, — продолжаю восхищаться я. — Но, судя по всему, недавно сделан свежий ремонт.

— Неужели на деньги твоего отца? Тайник все же был и его нашли?

— Не знаю, — пожимаю плечами, открывая дверь в ванную.

Новая сантехника, плитка, вместо ванны — душевая кабина.

Спальня тоже сделана изумительно.

— И матрас новый! — со вздохом отмечаю я, задрав простыню.

— Мия не уточняла у хозяев, находили ли они какие-то… хм, личные вещи Барсукова?

— Сказали, что не нашли ничего. Но вот непонятно, для чего он снимал эту квартиру? Оплатил заранее столько лет. Мистика.

— Может, у него здесь была женщина?

Дыхание перехватывает.

— Втайне от Насти? — моментально грустнею я. — Все может быть.

Настроение портится. Мой отец был плохим, злым человеком, особенно под конец жизни, но в глубине души все же хотелось думать, что он искренне любил своих дочерей и Настю. Просто нервы, обстоятельства, медные трубы — все это испортило его и в итоге свело еще молодого мужчину в могилу.

Илья обнимает со спины и говорит чуть тише:

— Давай будем считать, что здесь действительно был тайник и его разорили хозяева или следующие жильцы. Здесь и правда красиво и атмосферно. Если это подарок от Барсукова, нам стоит кайфануть как следует.

Я сжимаю его ладони.

— Давай. — Помолчав, добавляю: — Спасибо.

Муж никогда не говорит плохо о моем отце, если мы обсуждаем какие-то моменты из детства или юности. Смотрит фотографии, искренне поддерживает. Это характер. Стальной характер — простить мертвому человеку свою инвалидность. Илья простил.

Мы так устали за последние сутки, вернее, месяцы труда, что никуда не едем. Заказываем ужин прямо сюда, выпиваем бутылку шампанского, слушаем музыку. Я танцую под громкую песню наших любимых исполнителей, Илья наблюдает. В какой-то момент, словно не выдержав, поднимается и подходит ко мне. Притягивает к себе, двигается в такт мелодии, ведя