Она была одной из первых моих… Особенных…

У Вали был ЗПР из-за педагогической запущенности.

Она очень плохо разговаривала и училась соответственно.

Но мы очень много трудились, учились, боролись, и вот такая умница и красавица у нас с ее приемной мамой получилась.

Валю много лет назад изъяли из семьи алкоголиков. Затем она какое-то время жила в детдоме, пока ее не взяла под опеку двоюродная сестра спившейся матери.

— Вот, Ольга Николаевна. — Валечка заботливо складывает мои продукты в пакет.

— Спасибо, моя хорошая. — Улыбаюсь я девушке. — Как мама?

— Все хорошо.

— Привет ей передавай.

— Обязательно.

Выхожу на улицу и вдыхаю полной грудью свежий, морозный воздух.

Хороший сегодня день.

Следом за мной из магазина выходит еще одна моя знакомая, Лидия Георгиевна. В одной руке у нее сумка с продуктами, а во второй палочка.

— Здравствуйте, Лидия Георгиевна. Вам помочь? — Подхожу в ней.

— Ох, Оленька! — Замечает она меня. — Здравствуй.

Женщина выглядит какой-то растерянной, словно больной.

Сколько ей лет? Семьдесят? Может, и больше…

— Так вам помочь? — повторяю я вопрос, а свободную руку уже тяну к ее сумке.

— Только если тебе не сложно, — почти шепчет пожилая женщина. — Я бы и сама донесла, но сегодня так скользко…

— Что же вы в гололед вышли? — Удивляюсь я. — Виталика надо было послать.

Лидия Георгиевна, что до этого неспешно перебирала ногами, теперь и вовсе остановилась.

— Так умер, Оленька, мой Виталичек… Умер…

— Как? — Пораженно оборачиваюсь и гляжу в полное боли и скорби лицо женщины.

— Сердце не выдержало…

Сын женщины давно и много пил. К сожалению, все к этому и шло. Здоровье у Виталика было подорванное. И да… Сердце… Не выдержало возлияний.

Теперь женщина осталась одна.

— То раньше я не одна была. Виталик и в магазин ходил, и снег во дворе чистил, по хозяйству худо-бедно помогал, — рассказывает женщина, пока мы идем к ее дому. — Запивал, конечно, но не всегда ведь… А у меня, старой, все из рук валится. Котел еще вот на днях потек. Совсем не знаю, что делать…

Ее потерянный голос заставляет сжиматься от жалости сердце.

Лидия Георгиевна — очень хороший человек.

Она когда-то раньше работала медсестрой в местной ЦРБ. Когда моя мама слегла, именно она первая предложила помощь. Научила меня уколы колоть, капельницы ставить, сидела иногда с мамой, когда я на работу бегала. И ни за что денег не брала.

— Ну, вот мы и пришли. Вам куда сумки поставить?

— Вот сюда. — Кивает женщина на заваленное снегом крыльцо. — Спасибо тебе, Оленька.

— Да не за что. — Отмахиваюсь я, и внезапно в голове что-то щелкает.

Окидываю взглядом дом женщины и спрашиваю:

— Лидия Георгиевна, скажите, а у вас вторая половина дома жилая? Отопление там рабочее?

— Да, жилая. — Кивает женщина. — Я все думала, Виталик женится, супругу приведет. Даже ремонт там делали, а оно вон как все получилось.

— А вы не хотите эту половину сдать в аренду?

— Сдать? — Удивляется она. — Да кому ж нужна моя халупа?

— И вовсе это не халупа. — Перед глазами возникает соседский дом еще до пожара, и, стоит признать, он выглядел гораздо хуже, чем половина Лидии Георгиевны. — Так что?

— Да я бы с радостью. Я ж на одну пенсию теперь живу, сама понимаешь. — Стыдливо разводит руками. — А то бы деньжат подкопила и Виталику памятник заказала.

— Есть у меня на примете один хороший и серьезный мужчина, который ищет жилье на длительный срок. У него дом сгорел.

— Это ты про Райкин дом, говоришь? — Быстро соображает она.

— Про него. А мужчина — это ее племянник.

— Максимка что ль?! — Хлопает себя по бокам женщина. — Я ж его знаю!

— Он самый.

— Пущу, конечно. Мы с его матерью дружили когда-то. Приводи Максима, приводи.

Иногда вот так просто решаются сложные задачи.

Вот приедет вечером Максим, а я его и обрадую.

Домой иду все в том же приподнятом настроении, которое стремительно пропадает, когда вижу возле своего дома припаркованную красную машину.

Подхожу к калитке и едва берусь за замок, как дверь авто распахивается со стороны водительской двери, и оттуда тяжело выбирается Антонина Михайловна.

Сама за рулем?

А раньше с водителем ездила…

— Здравствуй, Оля, — мило щебечет она и после моего скупого кивка выволакивает с заднего сиденья внучку. — А мы вот, к тебе.

— Я не ждала вас так рано. — Недовольно поджимаю губы.

— А мы вот приехали!

Спорить с этой женщиной совершенно бесполезно, поэтому я приглашаю их внутрь.

Буран тут же начинает рвать цепь, пытаясь ухватить мою бывшую свекровь за полу шубы.

— Фу, Буран! Фу!

Антонина Михайловна испуганно сжимается и спешит на крыльцо, а вот Дарина, наоборот, с интересом смотрит на хаску.

— Собака! — внезапно звонко и громко выдает она и хочет подойти в Бурану. — Собака!

— Никаких собак! Пошли! — Бабушка довольно грубо дергает ее за руку, невзирая на явный протест девочки.

Мне все это видеть крайне неприятно и хочется одернуть женщину, но я усилием воли сдерживаюсь, напоминая себе, что связываться с Антониной Михайловной — это гиблое дело. Она из тех людей, которые совершенно не воспринимают критику в свой адрес.

Пока они раздеваются, я быстро прохожу на кухню и ставлю чайник.

— Чай? Кофе? — Правила хорошего тона никто еще не отменял.

— Нет. — Качает головой женщина. — Я ненадолго.

— В смысле «ненадолго»?

Мой вопрос повисает в воздухе, так как Антонина Михайловна явно не собирается на него быстро отвечать. Вместо этого она с кислым лицом осматривает мою кухню и ядовито-елейно выдает:

— Тут ничего не изменилось с тех пор, как я была в последний раз.

Мне сразу вспоминается тот день: меня только-только выписали из больницы