Откуда в нем все это. Откуда эта проницательность, откуда это умение читать по лицам? Сын прав. Я готова бороться. Я открыта к тому, чтобы все исправить, потому что я люблю его, люблю Витю.

Я выбрала его, потому что любила, строила с ним семью, дом, мир, и вот так, всего за несколько часов, просто взять его забыть, разлюбить, вычеркнуть его из нашей жизни, и в принципе разрушить нашу жизнь, даже не выслушав, не поговорив, не попытавшись, абсурд, бред, глупости.

— Трус, эгоист, ахаха, — Витя начинает смеяться непонятно с чего.

Его забавляет вся эта ситуация, а я его не понимаю. Смотрю на него и становится дурно, просто дурно. Не понимаю, как он может веселиться в такой момент.

— У тебя молоко на губах еще не обсохло, сопляк. Что ты знаешь о семье, о чести, о эгоизме? Ты всю жизнь жил под нашим крылом. Ты ничего еще не достиг, и все эти свои детские мечты и фантазии оставь при себе.

Муж продолжает наносить удары сыну, только словами, что намного больнее, потому что душевная убивает в разы сильнее.

— Еще раз повторяю, это только наши с мамой проблемы, так что рот свой закрыл, поднялся в комнату и не вмешивайся. От меня, от нее самой собрался защищать. Да ты себя защитить не можешь, кого ты собрался защищать? Себя научись защищать для начала.

— Замолчи, лучше замолчи, — голос Макса уже дрожит от злости. Сын сорвется в любой момент, чувствую.

— И не подумаю. Ты, щенок, сопляк, только и умеешь, что на ринге драться, а в жизни ты не боец. Ты ничего из себя не представляешь, ничего не стоишь. Ты никто. Ноль, пока в голове пустота.

— Замолчи, — Макс срывается на откровенный крик, снова замахивается для удара, в которых я совершенно не разбираюсь, но тут уже Витя не теряется.

Второй раз это не прокатывает, и сын проигрывает ему.

Муж отводит корпус назад, кулак сына пролетает мимо, и эту вытянутую вперед руку, Витя успевает перехватить, а дальше попытки вырваться со стороны сына.

Повторюсь, муж выше, шире в плечах, и у него получается скрутить сына и прижать к полу весьма мягко, плавно, технично. Мне больно на это все смотреть.

— Нет, что вы делаете? Прекратите. Ну, хватит вам. Что вы делаете? — подлетаю к мужу, пытаюсь стащить его с сына, но у меня не получается.

Я намного слабее, слабее каждого из них, а они еще на эмоциях, на адреналине. Понимаю, что совершаю глупость, но не могу же я стоять в стороне и смотреть, как они калечат друг друга?

— Уйди, не вмешивайся, Аня. Я сказал уйди отсюда, — рычит в мою сторону, Витя, и сильнее прижимает к полу, пытающегося выбраться сына. — А я тебе говорил, что бокс твой, это все ерунда, и надо было идти на борьбу. Никакой мобильности, никакой адаптации к реальной жизни. И кого ты собрался защищать? Как? Говорю же, себя не можешь защитить.

— Ты все равно меня не переубедишь. Ясно тебе? Это ничего не значит. Это не отменяет твоего предательства и низости твоего поступка. Ну ладно ты себя не уважаешь, плевать, но ты говоришь, что любишь маму и не хочешь терять семью. Но о какой любви речь, если ты не уважаешь ее? Твоя измена, это в первую очередь неуважение к ней, показатель того, насколько ты к ней равнодушен, показатель того, что ты просто заигравшийся мужик с кризисом среднего возраста.

Этого мгновения хватает, чтобы Витя ослабил хватку и потерял бдительность. Макс выворачивается из захвата, переворачивается на спину и хватает мужа за руку. Максиму удается лишить его точки опоры, и это становится решающей точкой.

Понимаю, что нужно что-то делать, нужно как-то это остановить, потому что иначе это все перерастет в обычный мордобой, а я не могу этого допустить. Не могу.

Подлетаю к ним. Падаю на колени, подлетаю к ним, хватаю мужа за плечи, и пытаюсь оттащить от сына.

— Нет, пожалуйста, Вить, хотя бы ты успокойся, остановитесь. Я вас очень прошу, — голос дрожит словно не мой, но они меня не слышат, им все равно.

— Уйди, Аня, уйди, — продолжая локтем придушивать сына, муж корпусом поворачивается ко мне, но не глядя хватает за руки и отталкивает от себя.

У меня вся жизнь перед глазами проносится, потому что силы в ногах нет, а толчок слишком сильный.

Я падаю.

Я падаю очень больно, задевая журнальный стол.

Глава 13

Аня

Время останавливается, мир замирает. Я вижу все, как в замедленной съемке: падение, стол передо мной.

Пытаюсь опереться на него руками, чтобы хоть как-то смягчить падение. Боюсь повредить руки, но уж лучше переломанная рука, хотя для беременной это ничуть не лучше. Но, к счастью, мне удается хоть немного поймать равновесие.

Ну как равновесие, я просто мягко падаю, волнами, и поэтому нет того жесткого удара, который мог бы быть. Не знаю, это чудо меня, словно кто-то за руку дернул в другую сторону, чтобы вернуть меня в исходное положение, только недостаточно сильно.

Полулежа на полу, закрываю глаза, дышу, дышу, что есть силы, пытаюсь выровнять дыхание, успокоить бешено бьющееся сердце, и прислушиваюсь к ощущениям внутри себя. Но, кажется, как будто я умерла, потому что не чувствую ничего, а только слышу биение сердца и чувствую, как все тело окатило волной паники, а следом жара.

Все, на этом все. Но ведь должно же быть что-то еще, должно быть. Беременным нельзя биться животом, нельзя падать, это все может привести к печальным последствиям, а я упала. Как бы то ни было, но я упала.

— Твою ж, Аня! Аня, ты как? Прости, я не хотел, не хотел. Что с тобой, что болит, где ударилась? — Витя хватает меня за плечи со спины.

Его голос такой беспокоящийся, в котором страх и злость на самого себя, возвращает меня к реальному миру, я начинаю слышать звуки, чувствую руки, ноги. Я понимаю, что пострадала, но, кажется, все обошлось.

Живот потягивает на не так сильно. Не знаю, критично это или нет, но мне страшно. Мне очень страшно. Сейчас понимаю, что надо сказать о беременности.

Понимаю, что нужно срочно ехать в больницу, но я аккуратно сажусь, поворачиваюсь к мужу и сыну, смотрю на их обеспокоенные лица и понимаю, что нужно просто их успокоить и уехать из дома одной, просто взять