Он фыркнул, и от этого фырканья по комнате прокатилась лёгкая вибрация.

— А вообще… ты хороший фанатик. Редкой преданности. Я это ценю. — Он кивнул своё огромной головой. — И я разрешаю тебе воздвигнуть статую в мою честь! Большую! Очень большую!

Я попытался было возразить, что я вовсе не его фанатик, но он меня не слушал.

— А учитывая, что твоя собственная статуя… с теми самыми золотыми яйцами… — он с одобрением посмотрел на мои штаны, — … является великолепным символом верности моим идеалам, то я хочу такую же! Но больше! И позолоту потолще! В общем, ты, я смотрю, парень не промах. И князь, видимо, не дурной, раз до такого додумался. Так что не подведи! Принеси мне голову… ну, или что там у богинь есть… этой Роксаны!

С этими словами он схватил с пола ещё один орех, возникший из ниоткуда, громко хрустнул им и начал медленно растворяться в воздухе, как мираж, оставив меня наедине с распирающей штаны божественной силой и абсолютно абсурдной миссией по свержению богини.

Я успел лишь издать истощённый стон, глядя на свою новую «божественную ношу», как дверь моего кабинета с грохотом распахнулась, и внутрь ворвался Годфрик. Его лицо было багровым от паники и смущения, а руки были растерянно протянуты вперёд.

— Князь! Князь! — завопил он, его голос сорвался на визг. — Мои… мои бубенцы… они… они растут! Смотрите, я не шучу!

Он сделал шаг ко мне, явно намереваясь продемонстрировать свой внезапно обретённый «дар». Я отпрянул за стол, как от прокажённого.

— Чего⁈ Годфрик, нет! — закричал я, отчаянно махая руками. — Уйди! Закрой дверь! Я не буду на это смотреть! Это уже слишком даже для этого безумного мира!

— Но, князь! — жалобно простонал он, всё ещё пытаясь подойти ближе. — Они такие… тяжёлые! И… и чешутся! Что это значит⁈

В глазах потемнело от накатившей волны отчаяния. Я схватил с ближайшей полки первую попавшуюся под руку вещь — тяжёлую бронзовую статуэтку дракона, украшавшую камин, — и швырнул её в Годфрика со всей силы.

— ВОН! — проревел я.

Статуэтка пролетела в сантиметре от его уха и со звоном разбила вазу на столе. Годфрик ахнул и отскочил.

— КНЯЗЬ!

— Я СКАЗАЛ, ВОН ИЗ КАБИНЕТА! — я уже хватал следующую фигурку, серебряного дракончика. — ПРЕКРАТИ ПОКАЗЫВАТЬ МНЕ СВОИ ПРОБЛЕМЫ! РЕШАЙ ИХ САМ! ИЛИ ИДИ К МУРКЕ, МОЖЕТ, ОНА ТЕБЯ УСПОКОИТ!

Вторая фигурка угодила Годфрику прямо в грудь. Он, наконец, понял, что я не шучу. С новым жалобным писком он развернулся и выбежал из кабинета, захлопнув дверь. Я тяжело дышал, опираясь о стол, и смотрел на осколки вазы. Теперь у моего капитана были те же «проблемы», что и у меня. Сквиртоник, похоже, благословил не только меня. Это была не миссия. Это была эпидемия. И я понятия не имел, как её остановить.

Абсурд достиг своего апогея. Божественное благословение, судя по всему, было выборочным. Пока я и Годфрик мучились с неестественно раздувшимися «фамильными ценностями», на женщин обрушилась своя напасть. К ним явилась та самая нимфа, что при Сквиртонике мыла его бубенцы. Что именно она им нашептала — одному дракону ведомо, но эффект был оглушительным.

Лира, Ирис, Элиана, Оксана и даже обычно кроткая Мурка вдруг прониклись неким «высшим знанием». Они ходили по замку с озарёнными лицами и твердили как заведённые:

— Твои орехи — это не её орехи! — заявляла Лира, тыча пальцем в мои штаны.

— Мы должны очистить мир от скверны! — вторила ей Ирис с непривычным фанатичным блеском в глазах.

— Наш долг — спасти его от ужасной богини! — добавляла Элиана, и все они хором кивали.

Оксана же просто радостно потирала руки, предвкушая, видимо, масштабный хаос. Дурдом был полнейшим. А в это время княжеские дела никуда не делись — их стало только больше.

Бертрам, мой управляющий, был на грани самоубийства. Он врывался в кабинет, бледный как полотно, с кипами бумаг и истошно вопил:

— Князь! Новые налоги не собраны! Отчёты по урожаю потерялись! Городские меры снова воруют зерно! Убейте меня, умоляю! Это проще, чем разобраться в этой бухгалтерии!

Административный кризис нарастал. Мне требовалось срочно ехать по городам и лично встряхнуть этих жуликоватых управителей, пока они не разворовали всё княжество вдоль и поперёк. Но… случилось то, чего я не ожидал даже в самых кошмарных прогнозах.

Мы стояли в главном зале — я, Годфрик (который ковылял, как будто нёс между ног два арбуза), Лира, Ирис, Элиана, Оксана и Мурка. Я как раз пытался объяснить Лире, что мне срочно нужно ехать, а не спасать мир от «ужасной богини».

И в этот миг воздух загудел. Пол под ногами поплыл, а с потолка обрушился ослепительный столб радужного света. Он поглотил всю мою буйную компанию. Я почувствовал, как меня вырывают из реальности, и последнее, что я увидел, прежде чем сознание помутнело, — это искажённое ужасом лицо Бертрама, который смотрел на пустое место, где мы только что стояли, и медленно, как в замедленной съёмке, падал в обморок.

А затем — резкий толчок, и мы все рухнули на мягкую, влажную землю. Воздух был густым и пах гниющими листьями, цветами и магией. Мы лежали в чаще незнакомого, слишком яркого и слишком тихого леса. Проблемы с управлением, вороватые меры и распухшие бубенцы внезапно показались такими далёкими и незначительными. Теперь предстояло разобраться, куда нас закинуло и, что ещё важнее, как отсюда выбраться.

Воздух в странном лесу заколебался, и из переплетения света и листьев возникла знакомая фигура. Это была одна из тех нимф, что с таким презрением мыла бубенцы Сквиртоника. Теперь же её лицо выражало озабоченность и некую торжественность.

— Приветствую вас, избранные, — её голос звенел, как ручей, но в нём слышалась сталь. — Великий Сквиртоник, видя вашу преданность, предоставил вам величайшую честь. Вы сейчас находитесь в пограничных землях богов, на пороге владений Роксаны.

Она сделала драматическую паузу, глядя на нас.

— Ваша миссия — остановить её. Положить конец её коварным планам. Если она осуществит задуманное, для человечества и всего сущего наступит конец. Её развращающее влияние растёт, как чума.

Тут нимфа многозначительно подмигнула девушкам. И произошло нечто пугающее. Лира, Ирис, Элиана, Оксана и Мурка, словно по команде, синхронно кивнули, их глаза загорелись единым фанатичным огнём.

— Да будет вечная слава орехам! —