— Что случилось? — он разозлился и смотрел на меня непонимающим взглядом, но отпустил. Отстранился и включил ночник. Сел на постель.

— Вот только не нужно делать вид, что не понимаешь.

— Как раз таки и не понимаю. Только что целовала меня как изголодавшаяся, а теперь отталкиваешь. Что за игры, Эльза?

— Никаких игр, — я подгребла под себя одеяло, пытаясь закутаться, и не поняла, почему Давид таким странным взглядом смотрит вниз. Проследила его взгляд. Черт, моя блузка была распахнута, пуговицы расстегнулись, или кто-то их расстегнул. Живот оголился.

Кровь отхлынула от лица. Кислород резко кончился в легких, будто мне доступ перекрыли.

Шрам! Он его увидел. Едва заметную белую полоску, оставшуюся от кесарева.

Вряд ли Абрамов так несведущ, что не знает, откуда бывают такие шрамы.

Он заметно побледнел, резко встал с постели и размашистым шагом пошел к двери в комнату. Ударил по выключателю, и яркий свет ослепил глаза. Сглотнув волнение, я сжалась еще сильнее в комок, стягивая на себе блузку и пряча свой секрет.

Но уже поздно, он все видел своими глазами.

И только бог знает, что будет дальше. Что он со мной сделает, когда узнает правду.

— Ты ничего не хочешь мне сказать?

Рокочущий злой голос прошелся наждачкой по нервам. Стало очень-очень страшно, хотя я толком и не знала, чего бояться, просто чувствовала угрозу нутром. Всей своей сутью ощущала.

— Мне нечего тебе сказать, Абрамов.

— А я вот так не думаю, — мотнул он головой, — что это, Эльза? Я не идиот.

Зажмурилась, собираясь с силами, и снова открыла глаза.

— Ты бы знал, что это, интересуйся ты моей жизнью.

Боль снова ударила под дых. Каждая клеточка моего тела помнила те моменты боли. Физическая забылась, а вот душевная никуда не исчезала. Я каждый раз ощущала себя брошенной и плакала тихонько, баюкая сыночка, не нужного своему отцу.

— Я задал вопрос. Если ты хочешь извинений, то тебе придется разочароваться. Сейчас я уже ничего не могу сделать с тем, как мы распорядились нашим браком. К тому же ты сама приняла решение уехать.

— Верно, — горечь стянула горло, — сама. Да и наш брак был ошибкой. Нас в него втянули, но есть отличие. В том, что ты знал правила игры, а я — нет.

— В чем конкретно ты меня обвиняешь?

— В том, что ты считал нормальным играться с чувствами влюбленной девчонки, — смело сказала, больше не желая хранить внутри свои обиды. — Я слышала разговор. Твой с нашими отцами.

— Какой еще разговор?

Он и правда не понимал. По лицу видела, что не врал. Только какая теперь разница?

— Когда ты хвалился, как легко затащил меня в этот брак. Одной улыбкой, которой было достаточно для наивной девчонки.

Абрамов склонил голову, лицо отразило работу мысли. Наверное, он вспомнил. Но увидела ли я раскаяние? Нет. На сердце неприятно заныло от застарелой боли.

— Врать не буду, — подал он наконец голос, — ты очень облегчила мне задачу. Я хотел как можно быстрее покончить с этим, чтобы вернуться к своей прежней жизни.

— К прежней жизни? Ты имеешь в виду ее? — удалось произнести мне спокойно, хоть обида и царапала сердце. Он не чувствует никакой вины. Не видит ничего плохого в своем поведении. — Я максимально облегчила тебе жизнь, судя по всему. Дала легко затянуть меня в брак, а потом так же легко уехала и оставила тебя свободным, чтобы ты мог жить с…

— Мы не будем обсуждать Лину, — жестко заявил Адам рычащим голосом, — ты уводишь разговор от самого главного! — Его взгляд прожег мой живот через тонкую ткань блузки. — Что это? Ты родила ребенка? Это след от операции?

— А если и родила? Что с того? — спрятала я живот руками.

— Эльза, — снова рыкнул Абрамов, — когда ты родила? Сколько лет ребенку?

Сердце чуть не выломало грудную клетку, так сильно оно забилось.

— Тебя это не касается, это мой ребенок. Мой! — резко выдала я, вставая с постели и решительно встречая жесткий мужской взгляд. — Ты к нему не имеешь никакого отношения.

— Кто его отец? — не сдавался он, подался ко мне и, не давая и шанса увернуться, резко притянул к груди. Глаза нашли мои, вцепились жадным взглядом. — Он мой?

— Твой? — толкнула я его в грудь в попытке избавиться от стального захвата. — Это было бы очень удобно, — рассмеялась я с горечью, чувствуя, как искажается мое лицо в гримасе боли. — Получить готового наследника. Ради акций!

— Я спрашиваю — он мой? — требовал он ответа. — Ты родила от меня и скрыла это?

Голова у меня моталась туда-сюда, я отчаянно вертела ею, пытаясь не кричать. Это мой сын! Только мой! Он на него не имеет никакого права!

И вдруг жуткий холод сковал тело. Не имеет? Он же отец. Один анализ ДНК — и он узнает, что родила я от него. И в отместку за то, что скрыла это, может отобрать ребенка. Не потому, что у него появятся родительские чувства, а просто для того, чтобы предъявить наследника.

Что я наделала? Я ведь всего лишь хотела проучить Абрамова, подразнить его и уехать, оставив свой секрет в сохранности, но я не предполагала, что он сможет пробраться в мою комнату и застать меня во сне, увидеть мой живот.

— Я родила ребенка, — процедила я, — еще раз повторяю. Родила его неважно от кого. Но он только мой.

Сузив глаза, Давид разглядывал меня сверху вниз. Он будто пытался меня разгадать.

— Ты определенно повзрослела, Эльза, — проговорил он, поглаживая меня пальцами по предплечьям, отчего по ним распространялось тепло, — научилась давать отпор и стоять за себя. Но врать ты не умеешь. Ты не из того теста. Когда-то мне понравилась именно твоя искренность.

Он замолчал. Тяжелый взгляд еще раз прошелся по лицу. Я молча слушала его монолог.

Сердце до боли сжималось в груди от страха и ожидания неизбежного.

— У нас бы ничего не получилось. У того, кем я был тогда, и у той, которой была ты. Я считал тебя помехой, навязанной обузой. Но сейчас другое дело, — огладил он мою щеку ладонью, склоняясь ближе, — сейчас я не представляю, что отпущу тебя. Тем более если ты стала матерью моего сына.

Давид коснулся моего подбородка пальцами и властно приподнял мое лицо.

— Эльза? Он мой? — снова прошептали его губы.

Колоссальная волна дрожи сотрясла мое тело. В нем скопилось столько напряжения. Только бы он знал, как сложно мне было одной! Злиться на него, ненавидеть, скрывать боль и нашего малыша…

И где-то в параллельной реальности я бы