Я тут же думаю, что история про лучший секс чисто её фантазии. Ведь Костя ведёт себя так, будто рыжая всего лишь случайная прохожая, спросившая который час. И это вовсе не он был спонсором её двойного удовольствия.

— Ты забыл у меня часы, — девица упрямо стоит на своём.

— Если не сложно, принеси их завтра.

Рыжая согласно кивает, старательно скрывая растерянность. И я не замечаю, как зеркалю её жест. Киваю собственным мыслям.

Стало быть, её рассказ всё же не выдумка.

Но, видимо, продолжать Костя не планирует.

От его безразличия даже мне становится не по себе. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не растормошить его и не сказать: «Эй, можно повежливее. Ты же с ней спал?».

— Хорошо, — наигранно улыбается Катерина. — Но, если вдруг планы поменяются, заезжай. Я весь вечер буду дома.

Так настырно она заманивает Аверина к себе, что я уже готова её пожалеть. Практически открываю рот сказать Косте, что доберусь на такси, когда натыкаюсь на испепеляющий ненавистью взгляд.

Серьёзно? Настолько злобно я даже на любовницу мужа не смотрела. Ту, с которой застала его прямо в процессе любовных утех.

— Костя, можно мне обнять тебя? В благодарность за массаж?

Мы с Авериным доходим почти до дверей, когда серой мышке вдруг хочется поиграть. Позлить обнаглевшую кошку.

— Надеюсь, Валида ты так не обнимала? — смеётся друг, смыкая ладони на моей талии.

В ответ лишь отрицательно мотаю головой.

Капкан крепких мужских рук дарит невероятное спокойствие, что говорить ничего не хочется. Как и смотреть в сторону тех подруг.

Да шоу задумывалось исключительно для них.

Но я и так знаю, что рыжеволосая не сводит с нас ядовитого взгляда.

Представляет, будто рядом с ней лежат нож или вилка. А лучше и то, и другое. И она поочередно запускает в меня столовые приборы.

Зря стараешься. Я в надёжном защитном коконе.

Ведь наши с Костей объятия затягиваются.

Перетекают из «дружеских» или «благодарственных» в такие, которым я не могу дать определение.

Или просто не хочу.

Не хочу анализировать, почему Аверин прижимает меня слишком крепко. И почему его сердце бьётся необъяснимо громко.

Глава 10

— Через три часа с Казанского вокзала поезд отходит к нам, — сообщает Никита, уткнувшись носом в телефон. — В семь утра будем дома.

Нетрудно догадаться к чему клонит сын. Толсто намекает, что нам стоит вернуться.

Нет! Неделя слишком малый срок, чтобы, поджав хвост, бежать обратно. Да и куда? К гулящему бывшему мужу? Сделать вид, что простила и жить вместе ради Никиты? Трижды нет!

От возможных перспектив я ещё активнее стучу пальцами по экрану. Заметно нервничаю и часто попадаю не по тем буквам. Стираю и заново вбиваю в поисковике запрос «Гостиницы в Москве».

Ну и что, что мы сидим с чемоданами под старым клёном, а на часах почти девять вечера. Это ещё не повод сдаваться.

Ну и что, что поругались с матерью.

Я ведь знала, что рано или поздно это случится.

Просто не была готова, что на ночь глядя нам срочно нужно будет искать место для ночевки.

И всё из-за чего? Из-за того, что Никита съел ананасы, которые мама держала на Новый год.

Нашёл в холодильнике банку и по привычке открыл, не спросив разрешения. Хотя, уверена, если бы он мог представить, в какой скандал это выльется, сын даже в руки бы её не взял.

Мать взъелась так, будто на дворе опять лихие девяностые, и она отстояла в очереди за этой чёртовой банкой не один день.

— Никит, сейчас сниму нам гостиницу. Переночуем, а с утра я обзвоню те квартиры, что успела добавить в избранное, — не знаю, кого я пытаюсь успокоить — себя или сына.

— Я не буду ночевать в гостинице. И на съёмной квартире жить не буду. Как и в твоей дурацкой Москве. Домой хочу!

Устало вздыхаю. Все силы я потратила на ссору с матерью. Меня словно прокрутили через мясорубку. Поэтому спорить с сыном, как и что-то объяснять, энергии просто не осталось. Батарейка села окончательно.

Неделю мать тыкала носом в мою несостоятельность, и я молчала. Но, когда сегодня она стала орать на Никиту за эту проклятую банку ананасов, я не выдержала.

Не выбирая выражений и не щадя её чувств, я наконец-то высказала в покрасневшее от злости лицо все свои обиды. Выплеснула их, словно ведро с ледяной водой. По крайне мере, вид у матери был именно такой.

Никита так перепугался, что успел сбегать в магазин за точно такими же ананасами, надеясь, что это поможет решить конфликт. Но нет.

Под аккомпанемент маминого «Чтобы ноги твоей тут больше не было, неблагодарная!», я молча выкатила наши желтые чемоданы за дверь.

Всё-таки в моём случае, родственников лучше любить на расстоянии.

— Так что? Я выкупаю два места? Плацкарт или купе? — вопросительно смотрит Никита. — А ты такси вызывай, чтоб успели.

— Нет, Никит.

— Почему нет? — взрывается сын, пиная ногой пустую пластиковую бутылку возле лавочки.

По двору разносится противный глухой треск. На что сразу же реагируют сидящие у подъезда блюстительницы порядка и тишины. Они начинают истошно пищать, подобно сигнализации на старой соседской Приоре. Орут и причитают об отсутствии воспитания у нынешней молодёжи. А я лишь молча улыбаюсь.

Кажется, кто-то отмотал время вспять. Ведь однажды мы с Авериным сидели под этим деревом. Костя психовал из-за проигрыша в значительном поединке и так же, как и Никита, зафутболил ногой по жестяной банке. Самое смешное, что мы услышали в ответ примерно то же, что сейчас выговаривают нам с Ником.

— Не хочешь жить с отцом — не надо. Зачем уезжать за триста километров? — не унимается сын.

— Мы не вернёмся! Смирись! Скоро ты найдешь новых друзей и привыкнешь. Теперь наш дом здесь.

— Здесь? На лавочке? — лишь сильнее заводится мой повзрослевший мужчина. — Может, у мусорных баков пойти место присмотреть тогда?

Вообще он обычно спокойный и сдержанный. Истинный рак. Задумчивый и молчаливый. Но, видимо, сегодняшний концерт не оставил равнодушным даже его. Он на взводе. И это чувствуется.

— Ксень, — так неожиданно раздаётся рядом голос Аверина, что я начинаю верить в эффект дежавю.

Но нет. Костя реальный. Вышел из подъезда, где живёт Зоя Михайловна, его мама, и теперь размашистым шагом направляется в нашу сторону.

— Вы куда собрались на ночь