Крепкое, мускулистое тело врезалось в мое и снова прижало к стене. Жадно. Горячо. Страстно. Словно это его последний поцелуй в жизни. А я упиралась пальцами в кубики его пресса, ярко ощутимого под тканью. Позволила сминать мои губы, проникать языком в горячий рот и... господи...

Что он сказал? Помутневшее сознание не до конца разобралось, отложив это на потом. Но, кажется, оно было чем-то важным, потому что как объяснить, что я так легко подалась навстречу.

Внизу живота уже скрутился тугой, горячий комок, в ответ на то, как он терся об меня своим стояком. Зачем я надела юбку, черт возьми, я все слишком ярко ощущаю. Настолько, что разум отключается. Он, как и тогда, был хорош. Парень знает мои слабости.

Вздрогнула, ощутив прикосновения рук на своих ягодицах. Они свободно забрались под ткань и легли на трусики. Судорожно выдохнула, но все равно подалась навстречу, хотя давно должна была оттолкнуть его. Но что-то... сопротивлялось мне же, внутри все противоречило. Оно требовало не останавливаться. Губы чуть не прошептали это вслух, но я вовремя прикусила губу и посмотрела на небо, где уже начали появляться звезды.

Данил тут же прильнул к открывшейся шее, оставляя жесткие, короткие поцелуи, пройдясь губами вдоль линии челюсти и возвращаясь к моим губам. Будут засосы, но пофиг. Мы вошли в некий ритм, он насаживал и насаживал, терся членом сквозь штаны по моим трусикам, а я пыталась сдержать стоны, царапая его плечи сквозь футболку. Уже чувствовала, как ткань там намокла.

— Дань... — тихо простонала его имя.

— Что? — на ухо. От горячего шепота пошли мурашки.

Сглотнула. За меня говорило мое тело, отнюдь не я:

— Я хочу тебя... в себе...

— Понял, — его рука без промедлений нашарила мои трусы и отодвинула в сторону. Пальцы заскользили по клитору, останавливаясь на самой трепетной точке и спускаясь ниже, кружась у самого входа в лоно.

В глазах потемнело, когда он резко вошел двумя пальцами и коснулся самой чувствительной точки внутри меня. Надавил на нее, затем еще и еще. Я больно прикусила губу, веки задрожали. Так тяжело стоять, хочется свалиться ему в руки, ибо ноги трясутся, как тонкие березки на ветру.

— Боже, — выдохнула ему в ухо и прикусила его, чуть потянув за мочку. Услышала, как часто он тяжело задышал в ответ, и стала активнее, снова укусив, проведя языком. Это так будоражит. Его собственное возбуждение на меня. Ощущение желанности сносило крышу. Кто я? Кто он? А есть ли в этом смысл сейчас? Всю боль оттеснило горящее, как лава, тянущее навстречу ему чувство... я даже не знаю, как его описать, потому что не хочу употреблять слово, в которое не верю. Но чувство первой влюбленности? Да, оно тогда было таким же. Будто огненные, ширококрылые бабочки. Явно пришедшие извне, ведь своих я давно вытравила. Наверное...

Рука парня между ног заработала чаще, перед глазами летали мушки, и от собственного частого дыхания уже кружилась голова. Небо, звезды, его лицо, угасший закат, дома, фонари, снова его жадные глаза, перила балкона и его мягкие, как будто в рекламе, волосы. Все смешалось во что-то одно, будто оно всегда было единым целым, частью этой порочной вселенной, ведущей в какую-то черную дыру безумия и отсутствия стыда.

Я хочу его. Прямо здесь, наплевав на людей за стенкой, на друзей, которыми так дорожу и которые думают, что я сильная и принципиальная. Знали бы они... но мне стыдно открывать такие глубины мыслей. Будто они недостойны быть даже произнесенными.

Что я все еще его л...

— Ах!

Между прижатых друг к другу ног скользнул его член, крепкий и твердый. И когда он успел его достать? Еще толчок снес последние границы, будто стена, что я отгораживалась, была из тонкого слоя пенопласта. Член терся по мокрым складочкам, и чтобы усилить этот эффект я только сильнее сжимала ноги, цепляясь пальцами за ткань его футболки, пытаясь не стонать громко. И если до этого у меня еще был мизерный процент того, что я смогу отрезветь и сбежать, то теперь нет. Это уже в глубине меня, зацепилось за подкорку мозга. И наверное, мне было бы наплевать, даже если бы мы стояли посередине улицы.

— Ты все также хороша, — внезапно прошептал Данил на ухо, вжимая меня в стену, и на секунду замер, — и я больше не могу ждать.

Это было сравнимо со взрывом. Я почувствовала его член во мне каждой клеткой тела, где он касался меня. Дрожь, возбуждение, странное чувство эйфории, словно я какая-то наркоманка, дотянувшая до дозы. Я выдыхала воздух через зубы и смотрела в небо, чтобы он не увидел, что я пытаюсь сдержать сумасшедшую улыбку. Только обвила его руками, слегка почесывая шею, и крепче прижала к себе, потянувшись в ответ.

Раствориться бы в этом моменте...

Член задвигался во мне, выбивая новые и новые волны горячего возбуждения. Такого мощного, что кололо все тело, что я сама начала двигаться навстречу. Рывок, и вот я уже сижу на нем, обхватывая ногами. Его пальцы придерживают меня за ягодицы, направляя, удерживая на месте, будто я могу сбежать. Моя спина почувствовала холодную стену сзади, которая слегка остудила разгоряченное тело.

Я, наверное, совсем уже рехнулась. Он лишил меня рассудка. Если бы кто-то решил выйти на балкон и повернуть сюда, я бы даже не услышала шагов, настолько была сосредоточена на дыхании Данила. Клитор терся о его лобок, а член продолжал вбиваться в меня. Я была на грани, готовая переступить ее. Даже не так. Просто рухнуть в эту темную пропасть, наплевав, насколько она глубокая. Десять метров, сто, а может, она бесконечна?

Вернула взгляд на него, опустив голову. В его глазах отразилось легкое удивление и недоверие. Ты увидел в моих нежность, ты заметил эту дурацкую улыбку? Это лишь приступ, это пройдет, мне нужно просто сделать это...

И я сама потянула его голову к себе, сама нашла его губы, впиваясь жадным, страстным поцелуем. Он утробно зарычал, задвигался быстрее, отвечая мне, мягко прикусывая то нижнюю, то верхнюю губу, проникая языком в рот и подхватывая мой. Стачивая мои колючки до основания, делая из меня что-то мягкое и податливое.

Что он со мной делает...

— Ты скоро? — прошептал мне в рот.

— Д-да...

И он тут же ускорился, все быстрее и сильнее входя в меня. Мои ноги крепче обхватили его, сокращая расстояние между нами, создавая больше этого безумного трения, когда уже вообще не соображаешь. Член бился в матку, выбивая из меня тихие