День-недоросток сумерки пьёт.

Очень внезапная, как на экране,

В яблоках ель из тумана встаёт.

Сизые голуби, сизые лица, —

В винных отделах знакомый народ.

Праздник идёт по задворкам столицы —

В дождичках мелких грядёт Новый год.

Неудавшийся поэт

И. С.

Для мудреца я был почти что гуру,

Для бездари – последний ученик.

Почти что вырос до поэта сдуру,

Ну а затем до графомана сник.

Вспорхнуло счастье, как из рук синица,

Синицей в сердце боль отозвалась.

И не хотелось ни к чему стремиться,

Да лишь строка манила и лилась.

Она, учил Господь, всему начало,

И таковой останется вовек.

Ведь в Божьем слове простота звучала,

Был простотою счастлив человек.

Она – цветок, в степи костёр далёкий,

Разящий шип тернового венка,

Нежданной грусти голос одинокий.

Моя любовь последняя – строка.

Она и приютит, и обогреет,

Осушит слёзы, в битву поведёт.

И если вдруг душа окаменеет,

Над миром солнцем истины взойдёт.

Она – хорошим людям свет в окошке,

Мерзавцу – осложняет бытие.

И пусть она согреет вас немножко —

Чудачество невинное моё.

И ангелы меня не провожали —

Был неудачным прерванный полёт.

Угас мой мир, и в вечности скрижали

Господь меня строкой не занесёт.

Разрыв

Над крышей стая воронов летает,

Почти касаясь тлеющих небес.

По «телику» поэт стихи читает,

Ну а в неё опять вселился бес.

Бросает фразы, яркие, как бусы,

И отчужденья вновь растёт стена:

Блудливый кот я, я с другой сойдуся…

А мне была другая не нужна.

В глазах гроза, изломанные губы,

Искрящий профиль к зеркалу прилип,

И громче, чем Иерихона трубы,

Пел про кота неистовый Филипп.

Распахнутая норковая шуба,

Нога не попадает в сапоги.

Сечёт меня расчётливо и грубо.

Не целовать мне впредь её ноги.

Ну, что ж, иди, когда зовёт дорога,

Иди, коль видишь – даль твоя ясна.

– Чего ж ты ждёшь? Застыла у порога…

Идёшь – иди, любовь – тебе цена!

А дальше вновь по чувству ностальгия —

Конфеты, телефоны и цветы.

Ну что ж, была она, придут другие —

Вселенная не терпит пустоты.

Во тьме

Я в темноте лежу под одеялом,

Дневные мысли прогоняя прочь.

И сколько бы рассветов ни вставало,

Всегда на смену вновь приходит ночь.

Она черна, как в строгий пост монахи,

Как в кочегарке свежий антрацит.

И, будто босиком, в ночной рубахе,

В ней суть твоя пред Господом стоит.

Ночь поглоти́т, пространства не жалея,

В ней мысли уплывают на ночлег.

И тьма над светом разума довлеет,

Когда во тьму уходит человек.

Во тьме всплывают страхи и сомненья,

Былого дня забывшийся мейнстрим.

Ночные миражи и откровения,

Что поутру развеются, как дым.

Рыжая стерва

Радость и нервы, рыжая стерва,

Платье и кудри вразлёт.

Встреча с тобой на году двадцать первом

Из головы не идёт.

Звёзды висели, на карусели

Рядом смеялись глаза,

Женским началом осень звучала,

Мир отпускал тормоза.

Губы дрожали. Мысли бежали —

Сладкого счастья река.

Но вожделенно, выше колена

Не поднималась рука.

Глупое тело что-то хотело,

Тщась в оболочке земной…

Что ты тогда в своих мыслях вертела,

Что ты творила со мной?

Игорь Бойко

Бойко Игорь Александрович – окончил МГУ, автор нескольких поэтических сборников. Член Союза писателей России, член-корреспондент Академии поэзии.

Четыре стороны

Гауптвахта

Здесь зимою искрится морозцем стена,

Покрывая и лёгкие вскоре подобием.

Как сказал бы поэт, по весне влюблена

Арестантами всею утробой обдолбанной.

Одиночки не в лёгкие – в сердце твоё,

И ему предлагая своё содержание.

Ах, рубаха бетонная – здесь бытиё,

Ах ты, счастие дембеля, должность сержантская.

Душам не уберечься: всё путь да вокзал,

А телам – так взаимны сохранность и бдение.

Год с лихвой на «губе» ты других охранял,

А теперь те другие – тебе охранение.

Том истории счастья всея на столе

Да устав, как инструкция по исполнению —

Что из книг сюда вхоже…

Но кто там сто лет

Взглядом перебирает слова к исправлению,

За спиной – к превращенью. И вот табурет

Одноногий, железный, в бетон замурованный,

Перебрав позвонки да по веткам – скелет,

Ледяным это деревце делает поровну.

Гауптвахта Дрогобыча, сей монолит —

С горстью чисел и смыслов, кирзовых да яловых,

В откровеньи устава твой голос хранит —

В одиночке, оттаявшем сердце диавола.

Четыре стороны

Сам двуглавый полёт сутью знамя, как небо на две стороны.

Век – на – век разум Запада, духи Востока в крови сведены —

В сей купели отзывчивой, ныне на все на четыре открытой.

Юг чернеющий вязнет в ногах, как пустынею золота слитой.

Но столбом соляным – зеркала, где и окна другого видны —

Завораживается кристалл стороны Ледовитой.

Галина Весновей

Весновей Галина (Петроченко Галина Александровна). Автор поэтических книг «Во свете утреннем», «Сны мои хрустальные». Родилась в Белоруссии, живёт в Москве.

Пробуждение весны

* * *

Осталось полнедели до весны.

И мне б теперь побольше для начала

Идей цветных, которые верны

Весне, любви и склонны к идеалу.

Весна поёт! И множество страниц,

Исписанных чернилами густыми,

Уже ничто – лишь стайка белых птиц,

И все слова вдруг кажутся пустыми.

Но ведь они летели с высоты

И таяли, запутавшись в пространстве,

Служители восторга и мечты.

Их обвинить нельзя в непостоянстве.

Я верю в то, что муза не соврёт,

Отобразит, проверит и отточит.

И ей одной известно наперёд

О чём сказать, и что она пророчит.

Стремлений столько, чувств и красоты!

Любовь моя наивна и воздушна.

Слова живут, и помыслы чисты,

И, значит, все вокруг неравнодушны.

О, идеал! Бесспорно, знает Бог

Кому что дать, и срок какой отмерить,

Из века в век. И, значит, Бог помог

Взлететь чуть-чуть и свято в чудо верить.

Пробуждение весны

Из ничего, для остроты, туман вечерний,

Дремотный сон, размытый фон и мрак пещерный.

Обыкновенный конденсат, озноб до дрожи.

И тишина! Но всё ж весна сильней, похоже!

В окно – рассвет, и нежный свет струёй проточной!

Весенний дух,