кровью, на пару с конем.

И все это правда.

Чувство

Как бы я далеко

ни уходил, оно

оставалось там,

где было обретено.

То, что осталось,

было чувством различия,

воображеньем

упорного расстояния.

Когда-то

и где-то

могло быть и по-другому,

лицом, повернутым —

любимым,

запомненным,

искомым уже

повсюду,

теперь же, когда

все это снаружи,

а ты внутри

снова стал, кем был,

различия не найти,

и ясности нет ни тени,

ни воздуха, ни путеводной нити,

как ни тяни.

Сей(с)час(тье)

Что (цветы мои, вы где?)

том Уильямса здесь де…

Передвинули всю мебель.

Был здесь кто? Нет, только Мэйбел.

Господи, туман в башке.

Шило-мыло-кот в мешке.

Что увидел, что узнал,

с тем и лягу в свой пенал,

то и вспомнится в конце:

симбиоз в одном лице

“Мы” ли мыли здесь окно?

“Ты” есть “я”, а “я” никто.

“Шишел” прав ли? “Я” ли право?

Не над “мы” ли здесь расправа?

“Мы” несчастливы, семья

состоит всегда из “я”

Вот чего я не забуду

(незабудки, вы повсюду):

руки Мэйбел, мамин взгляд,

небо в Каннах год назад,

Кена Коха удивленье —

наше в три утра явленье

с предложеньем взять (остынь!

в жены Барбару Эпстин.

“Помню, помню!” — подвывает.

Память, шулерша, кивает

и на это, и на то.

Голова (эх, решето)

все обязана хранить

и сей(с)час(тье) хоронить.

ХЕЛП

Кто сказал что ты

не хотел стяжать

что хотел раздать

серебро и медь

накопил купил

что хотел иметь

не транжирил зря

и болеть нельзя

а иначе-то как

накопить еще

меди в тайниках

на клочок земли

чтоб собраться вместе

там все могли

если сам не хвор

если хватит сил

выходить во двор

кровь ушла из жил

кости все почти

переломаны

и ослеп как крот

в животе бурлит

шум и треск в ушах

старый ты ишак

но зато ни долгов

ни счетов каков

от страховки прок

если скоро в гроб

если можно ждать

невозможно встать

а ребята все заняты делом

все еще делают деньги

Прощание

Теперь вижу

Что это всегда был я —

Фотоаппарат

Настроенный на

проявление себя в кадре

Или труба

По которой вода

Может и побежит

Или курица

Мертвая к ужину

Или план

У мертвеца в голове.

Ничего такого

Если учесть

Как оно все начиналось.

Как у Зукофски

“Появившись совсем молодым

На свет что уж очень стар”.

Век был уже в разгаре,

когда я появился, и вот он

заканчивается, и мне

тоже осталось недолго.

Но разве нельзя было

устроить все чуточку симпатичней,

как говорила моя

мама, разве надо было

убивать всех и вся,

разве правда должна

быть так неправа?

Я знаю, что телу не терпится.

Я представляю собой только слабый голос.

Но я любил, люблю

и не хочу сентиментальности.

Я хочу не более чем домой.

В моей голове

1. в голове

Простой мотив — бардак, барак,

общее место, общий страх,

сообщество и общий крах —

все в голове. Глаза закрой.

Кони бегут. Небес покрой

и мыслей удивленный рой —

все в голове. Что там внутри,

зачем там площадь и пери

метр? На чье лицо смотри?

2. инструменты

Как будто там, и все же тут,

как будто к нам сюда идут,

пространства непонятный труд.

Что если луч моей руки —

извне? Что если он, реки,

меня меняет вопреки?

И все пришедшее извне,

как бы в нетерпеливом сне,

как речь, застрявшая во мне.

3. лебедь

Не странно ли, что лебедь — это звук,

Я думал: Божий гнев, предвестье мук,

но тут — лишь тишины озерный круг.

Цепные псы пусть лают всякий раз,

как взвоет ветер. Говорят, подчас

не псы, а лебедь охраняет нас.

Так сохрани же этот лес и пруд,

где ругань псов сквозь лебединый круг

беззвучия — мысль пробуждает вдруг.

4. роза

В себя впуститься, заново прийти

туда, где начинались все пути

со сказки, что стара как мир, прости —

“Цветок прелестный”, — говорилось там, —

“за тридевять…” К магическим местам

вернется эхо, к белым лепесткам,

и, вглядываясь, видишь неспроста,

как в зеркале, всю белизну листа

и мир, где холодеет красота.

5. череп

Так молвит череп, тайны страж: