Как всегда, против Глеба выступил Дима Карпин:

– Грош цена твоей тайне! В твоем таинственном документе не указано село. Пойди обойди все села! Дина кричала с места:

– Ты, Димочка, никакой не следопыт! Ты хозкомиссия, экономист! Сидел бы уж и молчал.

– Ну, давайте вынесем решение, – начал злословить Дима. – «Следователей по особо таинственным делам Глеба Кемчугова и Дину Дарвазову командировать на два года во все стороны белого света, чтобы они подняли всю милицию и нашли тех, кто знает, где знамя!» А о нем никто и не знает! Ясно? Я считаю: работа окончена. Следопыты должны идти вперед, а не топтаться на месте. Литкружок будет писать историю взвода, от Министерства обороны придут сведения о лейтенанте Петрове, и мы впишем их, куда надо. А знамя… Знамя искать нечего.

Махнув рукой, Дима сел. Споры продолжались.

В конце собрания встал Глеб, долго и внимательно смотрел на всех присутствующих и в наступившей тишине сказал серьезно, задушевно:

– Спасибо всем, кто пришел сюда и поддержал настоящих следопытов. – Потом подумал и добавил твердо: – Я на Октябрьские праздники поеду в Доменск, повидаюсь с Кузьмой Дмитриевичем Дергачиным. И вот увидите… Мы найдем знамя!

Дина торжествующе посмотрела на Диму и показала ему язык.

Дома Глеб объявил о своем решении матери. Мать Глеба души не чаяла в своем единственном сыне. Глеб и лицом, и голосом, и повадками напоминал ей погибшего мужа. И хотя у нее в сумочке всегда было при себе извещение о том, что капитан Игорь Романович Кемчугов пал смертью храбрых в боях под Орлом, она – вот уже который год! – все же надеялась: а вдруг – ошибка? Вдруг найдется?

От матери у Глеба не было тайн. С ней он делился самыми сокровенными мыслями. С собрания он пришел удрученным и с горечью, с обидой рассказал матери о всех разногласиях между следопытами.

– Ты понимаешь меня, мама! Мне кажется… Нет, даже не кажется, а я уверен: стоит мне повидаться с Дергачиным – мы найдем знамя. Ведь до Домен-ска совсем недалеко!

– Ну, что ж, поезжай. Пятого, как отпустят из школы, так и отправляйся, – Поддержала Глеба мать. – Денег на дорогу я тебе дам…

И уже шестого ноября утром Глеб был в Доменске, Там он без труда разыскал улицу, дом, квартиру. Двери ему открыл мужчина среднего роста. На Глеба настороженно смотрели синие глаза под сурово насупленными бровями.

– Я следопыт из Приреченской школы, – сказал Глеб,отбросив робость и нерешительность.

Как только он отрекомендовался, Дергачин сердечно пожал ему руку и пригласил в комнату. Усадил. Засуетился. Проговорив «Одну минутку», торопливо вышел, распорядился о завтраке поплотнее, быстро вернулся:

– Давайте, давайте поговорим. – Он начинал все больше и больше волноваться. – Что интересует следопытов?

На пути из Приреченска Глеб до мельчайших подробностей продумывал предстоящий разговор. Он приготовил все вопросы, приготовил каждую фразу, всю свою речь. Но к тому, что перед ним будет Герой Советского Союза, – Герой! – Глеб не приготовился, хотя и знал, что Дергачин – Герой.

– Мы, – смущенно начал Глеб, – мы изучаем историю вашего взвода… В общих чертах нам почти все известно, но… что вы знаете о полковом знамени, которое хранилось у лейтенанта Петрова?

Дергачин чуть склонил голову набок, тяжело и тревожно задумался:

– Знамя?… М-да… В первые дни боев знамя охранял наш взвод… Потом отходили на восток… Когда меня ранило осколком, знамя было. Наш взвод не мог оставить знамя… A что? Оно попало к гитлеровцам?… Или его теряли, а вы теперь нашли где-нибудь?…

Глеб вытащил из кармана на груди и осторожно развернул акт, найденный в поясе лейтенанта Петрова:

– Мы нашли вот это… Частично восстановили недостающие буквы и слова. Лейтенант Петров и бойцы Полога и Кедровский под ответственность члена партии, очевидно, жителя села, где шел тот тяжелый бой, о котором рассказал товарищ Махаткин, спрятали знамя. Следопыты и решили найти его. Я думал…

Дергачин взял бумагу, бережно разгладил на столе, прочитал, медленно шевеля губами, все, что можно было прочитать, и долго, не мигая, смотрел на число «45» в конце неразгаданного документа. Потом прикрыл повлажневшие глаза: ему хотелось представить тот тяжелый, безвыходный бой, который заставил лейтенанта Петрова решиться на самую крайность – закопать святыню полка во дворе едва ли знакомого ему человека.

Они сидели несколько минут молча, неподвижно, друг против друга – Герой Советского Союза и парнишка-следопыт. Наконец Дергачин тряхнул головой:

– Нет! Не представляю. Нет!… Мне в таких переделках бывать не пришлось… Что же, молодой человек, простите, но вы занимаетесь таким серьезным делом, что мне просто неловко вас называть Глебом. Как вас по батюшке?

Глеб покраснел и буркнул:

– Папу Игорем звали.

– Да, Глеб Игоревич! – продолжал Дергачин. – Очень трудно что-либо присоветовать. Посудите сами, при мне знамя полка было, а в той пещере не оказалось. Знаете что? Надо повидаться с нашим «эн-ша» – «наш начальник штаба», – так мы называли Мишу Мосеева. Много о нем можно рассказать интересного. В войну он показал себя храбрым и находчивым. Побывайте у него, сами все разузнаете. Он сейчас работает начальником станции Озерки, недалеко, западнее Приреченска… С первого же дня службы я делал зарисовки, а Миша вел дневник, – он и в боях писал, мы его и называли «начальник штаба» в шутку…

18. Новое решение

Вернувшись домой, Глеб злился на себя: не к Дергачину в Доменск, а к Мо-сееву на станцию Озерки следовало поехать. Как он не догадался! Ведь из описания боевого пути взвода, присланного Михаилом Несторовичем Мосеевым, видно: взвод фактически существовал до боя возле высокого ветряка и силосной башни у развилки дорог, северо-западнее какого-то села. В том селе и был последний бой лейтенанта Петрова.

Но где это? В каком районе?

Глеб раздумывал, сидя дома у окна. Сгущались сумерки. Часы пробили пять. «Скоро придет мама, – подумал Глеб. – На новую поездку денег она не даст…» Глеб встал, включил электричество, наскоро навел порядок в комнате и подошел к карте-десятикилометровке.

Он твердо верил, что село найти нетрудно. Надо только достать еше более подробную карту. Вот крестик-пещера. Глеб отмерил от нее циркулем сто двадцать километров на запад, нашел местечко, оставшееся в памяти Мосеева. После этого