Жена моя будто учуяла, прибежала из кухни, обняла. Я прижался к её плечу, и слёзы быстро прошли, потому что я почувствовал, что не один, что меня любят, что обо мне заботятся.

Теперь всё, жены нет, и я действительно один.

На столе, на самом видном месте, лежит её любимый обруч для волос. Она всегда очень расстраивалась, когда он терялся где-то под диваном или за кроватью. Я не могу к нему прикоснуться.

В комоде, в её ящике, лежит крутой интернет-приёмник, который был куплен, чтобы она могла слушать здесь, в Варне, российские радиостанции. У неё были проблемы с глазами в последние годы, и читать она уже не могла. К приёмнику я купил три комплекта аккумуляторов, а к ним – смарт-зарядник на восемь гнёзд. Раз в два дня я по кругу менял батарейки. Жена очень гордилась тем, как я для неё всё устроил, и хвасталась по ватсапу перед подругами и роднёй.

Куда теперь всё это девать? Я радио не слушаю, меня раздражает «бормота». Жена слушала его либо на балконе, либо через наушники. А потом мы обсуждали то, что привлекло её внимание, и это было самое приятное каждый день.

Я делаю фотографии, которые раньше были для того, чтобы показать ей Варну – то, что, не имея возможности выйти из дома, она не могла увидеть. Я показывал и рассказывал ей, что изменилось в городе; я смешил её курьёзами… мы вместе разглядывали котиков…

Сейчас всё это не имеет смысла.

Я пишу какие-то рифмованные или нет тексты; мне не с кем их обсудить. Родня оставшаяся – люди замечательные, но не читающие.

Я работаю, и довольно интенсивно; это спасает от мыслей вроде тех, что я выписываю сейчас. Я читаю всяческий трешак – потому что стоит взяться за что-то серьёзное, как меня выбивает снова в тоску.

Но не дай бог прервать поток информации – наваливается всё снова. Главное, что наваливается понимание: смысл жизни потерян и больше его никогда не будет. Никогда не будет человека, которому я буду не безразличен (и пробел после «не» тут принципиален). Никогда не будет человека, о котором мне так нужно и важно будет заботиться.

Я прекрасно понимаю Пола Маккартни, который быстренько женился на одноногой манекенщице, потеряв Линду: он тоже не мог жить один, жить с этим один. И он, привыкший к любящей, верной женщине, – не понимал, что другой такой не будет.

Надеюсь, во второй раз ему повезло больше.

Я ездил тут в Св. Константина и Елену проведать наших старых друзей. Зашёл к Ивану, хозяину кафе «Мария». Иван пять лет назад потерял жену; для него это было таким же рауш-наркозом, как для меня. Я тогда ему сочувствовал, но не очень понимал. Теперь понимаю.

Иван сказал мне: «Только время. Время помогает».

Не знаю.

Пока не знаю.

О памяти

Каждый человек – уникальный набор информации. В голове у любого из нас живёт много хлама, понятного только нам одним: шуточки, воспоминания, имена, даты – это всё имеет значение для одного человека в мире.

Каждый раз, когда человек уходит – с ним уходит этот информационный банк. И когда родня (и даже самые близкие люди) разбирают оставшиеся бумаги и фотографии, их часто ждут неожиданности и всегда – загадки: кто этот Коля, написавший тёплые слова на обороте нечёткого группового снимка, где даже нет лица самого адресата? Кто, наконец, остальные люди на этом снимке? По какому случаю и кем был засушен в записной книжке пятидесятых годов лист берёзы? На что намекает записка без подписи в сборнике статей Сталина?

Разбор старых фотографий для меня занятие мучительное, потому что слишком ярко напоминает, как мы с женой разбирали вещи после смерти сначала моей матери, а потом – отца.

Я сортировал оставшиеся после матери и её мужа, умершего на несколько лет раньше, залежи фотографий, на которых было огромное множество совершенно неизвестных мне людей. Мамин муж был одним из руководителей общественной организации ветеранов артполка, где он служил в войну; они с мамой организовывали встречи ветеранов, переписывались с ними, собирали какие-то документы.

Они умерли, и некому сказать, чьи лица на этих фотографиях. Больше ни для кого они ничего не значат. Исчезли, пропали, растворились навсегда ассоциации, которые вызывала та или другая фотография, воспоминания, с ними связанные, эмоции, которые они вызывали…

И те милые домашние мелочи, пустяковые сувениры, которыми был наполнен дом, тоже стали никому не нужным хламом в одночасье.

То, что наполняло жизнь моих родителей, вдруг исчезло – никто больше не знает значения этих вещей…

И это навсегда.

Мне трижды приходилось разбирать бумаги после смерти близких людей, и я теперь всё время об этом думаю, когда смотрю на залежи бумажного хлама в своём доме. Есть множество вещей, которые знаю или помню только я; подавляющее их большинство – мелочи, никому, скорее всего, не интересные. Но когда я уйду, уйдут и они, и не будет уже никого, кто о них знает.

Покойный второй мой тесть, царствие ему небесное, успел – по настоянию моей жены – написать несколько десятков страниц воспоминаний, прежде чем ему наскучило. Как у многих людей, образованных, но писать не приученных, воспоминания получились у него наивными и скучными. Люди вовсе необразованные, записывая свою жизнь, пишут просто и рассказывают о том, что им запомнилось; иногда это бывает невообразимо свежо и хорошо. Люди же с образованием – осознанно или неосознанно – подражают прочитанным воспоминаниям, да чаще всего не лучшим образцам, пытаются говорить о том, что – по их представлению – важно и значительно, и в результате говорят ни о чём, да ещё и всё время помнят, что пишут для вечности, и поэтому надо представить себя в лучшем виде…

Но даже в самых наивных и скучных записях сохраняется эпоха, сохраняется для тех, кто её никогда не видел, сохраняются хотя бы некоторые куски того, что дорого и важно лишь для одного человека в мире… сохраняется, хоть частью, сам этот человек.

Пишите воспоминания и дневники!