«Бог уберёг!» – думала мать, глядя на крохотный простой нательный крестик, который висел у него на шее на прочной шёлковой нитке.

Делила она на двоих скудный паёк – одному впору ноги протянуть. А на сердце у неё теплее стало. Да и мальчик медленно начал возвращаться к жизни.

Наконец, захотел он встать на ноги и пройтись по комнате. Тут мать поняла, что ему нечего надеть на себя. И вспомнила о рубашке сына, которую так и не успела заштопать. Примерила, и пришлась та парнишке в самый раз. Села она за работу – поскорей заштопать рубашку. Взяла её в руки и удивилась – рваные края, словно, опалены огнём. Работает мать, привычными движениями – стежки кладёт ровные, аккуратные, любовно складки разглаживает, а сама сына вспоминает. Как его светлые волосы пахнут, ясные серые глаза лучатся… Не заметила, как закапали слезинки из глаз. Скатились прямо на шов, весь его пропитали насквозь. Штопает, а сама слова молитвы шепчет. А когда мать, закончив работу, нитку откусывала – подивилась, стежков почти не видно стало…

Надела на мальчика и залюбовалась – так к лицу ему была эта рубашка! А он подошёл к старому буфету и вздрогнул, увидев иконку, что у матери в глубине ниши стояла. Мать подошла, погладила его по плечу: «О чём задумался, мой хороший?» – «Я её видел… Когда шёл сюда. Вдруг перестал чувствовать и голод и холод.

Все ушло куда-то, словно во сне… Показалось мне, что я умер…

Вижу белые ступени, прямо в воздухе передо мной. И ведут они к белой двери. Дверь открывается, и выходит женщина, не похожая ни на кого на свете. И так приветливо машет рукой, что на душе у меня просветлело, словно забыл в этот миг все свои беды. Очнулся и вижу, что стою на ступенях дома, а навстречу из двери женщина выходит. На маму похожая… А дальше ничего не помню».

Мать обняла его и прижала к груди, чтобы он не видел её слёз: «Да, ты ко мне на руки и упал. Видно, последние силы кончились. Богородица тебя спасла. Тихвинская Божья Матерь. И тебя спасла, и мне утешение послала! Если ты не против, я тебя буду звать Тихон, Тиша?»

А через несколько месяцев получает она письмо от сына. Пишет он, что был ранен и чудом выжил. И вот каким чудом. Попала его рота в засаду на окраине маленькой деревни. Все до единого бойца погибли в неравном бою. Он потерял сознание от рваной раны в груди. Очнулся от тишины и понял, что лежит в сарае под копной сена. А потом и спасительницу свою увидел. Девчонку лет 12. Она одна сумела спрятаться так, что никто не нашёл. Всех остальных жителей расстреляли. Увидела она его без сознания и поняла, что живой. Накрыла куском брезента. А когда враги ушли – доволокла до сарая и спрятала под ворохом соломы. Только, когда увидела его рану, заплакала: «Ой, не жилец солдатик!»

Да ещё чем кормить его будет – тоже не знала. На следующее утро слышит шорох на крыльце. Испугалась она, а через некоторое время осмелела – выглянула из-под вороха соломы да и разглядела в щель между старыми досками сарая козу. И вымя у той полное молока. Где она пряталась – ума не приложить. Вот радости было! Молоко их и спасло. Да ещё то, что бабушка у неё была знахаркой, поэтому внучка тоже в травах разбиралась. Вот и стала лечить его настоями, да припарками из разных трав, да ещё глиняными лепёшками. Нашла в воронке от снаряда синюю глину, которой бабушка её все болезни лечила. Да только, несмотря на все её усилия, рана никак не заживала… Отчаялась совсем было девчонка… Солдатик в бреду лежал, а она просидела над ним всю ночь – то молилась, то плакала, уже как бы прощалась с ним. Не заметила, как уснула. И такой ей сон привиделся! Будто над раной солдата женщина с сияющим светлым лицом склонилась и ниткой зашивает рану. Проснулась девчонка в слезах, но с такой уверенностью, что теперь солдат выздоровеет. Так и случилось. А когда на рану взглянула, так и ахнула! Чудесным образом рана взяла да и затянулась. Да ещё такие чёрточки по краям сросшейся кожи, словно стежки аккуратненькие при штопке. Стал он быстро поправляться. А девчонка хоть и мала совсем, а сказала ему так серьёзно: «Ох, сильна молитва чья-то за тебя! А ещё мои слёзы помогли, как живой водой, тебя смочила ими с головы до ног. Чуть не утопила! Недаром меня Зоей зовут. Бабушка говорила, что Зоя – значит „Жизнь“. Вот!»

Так втроём с козой они и жили, пока он не смог встать на ноги. Как до своих добирался – при встрече расскажет. Теперь он в госпитале долечивается и в скором времени собирается домой на побывку. Да ещё он день тот – второго рождения – запомнил на всю жизнь…

Тут мать ахнула и обняла мальчика: «Тот же самый день, в который мы тебе новое имя дали, Тиша». И заплакала. А потом улыбнулась сквозь слёзы: «Был у меня один сынок – Богом данный. А теперь и второй – Богородицей посланный!»

Обняла его, прижала к себе. Гладит по спине. А потом говорит: «Береги рубашку эту, хорошо? Хотя бы… до конца войны». И, перекрестившись на икону Тихвинской Божьей Матери, низко поклонилась.

Внук, уткнувшись в тёплый бабушкин бок, пробормотал:

– Бабушка, а я маме кем дан – Богом или Богородицей?

– Знаешь, все мы, вечные души, Богом даны своим родителям. Ну а мне, по знакомству, ещё и Богородицей. Очень уж я её молила именно о таком, как ты, внуке, – бабушка ласково потрепала его за чуб.

– А нас она любит, твоя Богородица? – задумчиво спросил малыш.

– Она не только моя, родной. Она за всех нас заступница перед Богом – помощница всему роду человеческому, – бабушка удивительно лёгким движением руки перекрестилась, повернувшись в сторону старенького комода, в нише которого стояла её любимая икона Тихвинской Божьей Матери, и низко поклонилась ей.

– И ты научишь меня штопать носки? Я буду как Ахиллес, только с заштопанными пятками! Меня никакие враги не побьют! – глаза мальчика сверкали.

– Ни за что им не поддавайся! – подтвердила бабушка. Внимательно посмотрела на внука и улыбнулась: – Конечно, родной, научу. Даже если