смысла. Мои «однокурсницы» невольно меня выдали.
– Что ж… Вы правы. Я и, полагаю, предыдущие четыре девушки тоже, только что с семинара по отношениям между мужчиной и женщиной.
– Почему мне кажется, что этот семинар по отношениям с конкретным мужчиной – со мной? – в голосе слышалась ирония, от которой я почувствовала себя свободнее.
Очевидно, собеседник не собирался осуждать или высмеивать. К тому же к этому моменту он развернулся ко мне всем корпусом, тем самым давая понять, что заинтересован в беседе. Каким бы ни был «подкат», а он всё же сработал.
– Простите. Наставник дал нам задание: сделать комплимент мужчине. И вот… – я развела ладони в стороны, как бы говоря «таков результат».
– Надеюсь, это не ваш наставник подсел ко мне буквально пять минут назад и назвал меня «девушка».
На этот раз я звонко засмеялась, представляя всю комичность ситуации.
– И что вы ему ответили? – ужасно хотелось узнать продолжение истории.
– Ничего. Я что, похож на девушку?
Я снова засмеялась в голос.
– Ладно, в его защиту могу сказать, что он был ужасно пьян, – глядя на меня с улыбкой, сообщил собеседник.
– Насколько надо напиться, чтобы принять вас за девушку.
Даже в одежде было видно, что у молодого человека развита мускулатура.
– Полагаю, его ввела в заблуждение моя роскошная шевелюра. – Выразительный взгляд, и я хихикнула, понимая, что последние слова – отсылка к моему комплименту.
В этот момент я вдруг осознала, что чувствую себя достаточно уверенной для того, чтобы сделать то, чего раньше никогда не делала, – познакомиться первой.
– Алиса, – просто представилась я, протягивая руку.
– Виктор, – молодой человек кивнул, представляясь в ответ и аккуратно пожимая мою хрупкую ладонь, – давай на «ты», идёт?
– Угу, – от такого успеха голова шла кругом, поэтому ответить что-то членораздельное не получилось.
– Чем тебя угостить?
Мы сидели в баре, непринуждённо болтая и потягивая коктейли – я ограничилась безалкогольным. По просьбе Виктора, я рассказала, чему ещё нас учили на тренинге, какие советы давали и что ещё нужно сделать в качестве домашнего задания. Мы от души посмеялись, и мысленно я отметила, что два часа обучения не были потрачены впустую.
Когда же моему собеседнику кто-то позвонил, он с сожалением сообщил, что ему нужно идти.
– Это мой номер, – Виктор протянул стильно, но неброско оформленную визитку, – похвастаешься своему наставнику, что у тебя всё получилось.
Я с трудом сдерживала широкую улыбку, при этом ощущая, как пылают щёки.
– И если нужно будет на ком-то отработать новые дэзэ, я к твоим услугам, – Витя подмигнул и, оплатив напитки и оставив щедрые чаевые, удалился.
Ирина Кузина
Заштопанная рубашка
– Бабушка, а что ты делаешь? – внук засмотрелся на красивые ровные стежки, которые бабушка наносила на ткань толстой иглой с шерстяной ниткой.
– Штопаю папины носки, чтобы не ходил как Ахиллес! – засмеялась бабушка.
– А мама говорит, что легче купить новые, чем старые штопать. А кто такой Ахиллес?
– Ахиллес – могучий герой, почти непобедимый. Одно только место было у него уязвимым – его пятка. Ни за что его не могли победить враги, пока не узнали об этой слабости. – Бабушка помолчала… – Знаешь, родной, легче – оно не всегда лучше. Хочешь…
– Ба-бу-шка! И ты ещё спрашиваешь, хочу ли я послушать твою новую сказку?! – с восторгом перебил её внук.
– Если не будешь больше перебивать, так и быть, расскажу. Не будешь?
Внук отчаянно затряс головой, крепко зажав рот рукой, а затем на всякий случай уткнулся лицом в подушку так, что видны были только большие круглые глаза и слегка оттопыренные уши.
Бабушка рассмеялась, глядя на внука. А потом грустно вздохнула:
– Слушай!
Шла война. Великая Отечественная война. Отечественная, потому что русский народ защищал своё Отечество – землю своих отцов и дедов, предков. Тех, кто жил до нас на этой самой земле, родной, русской, нашей с тобой родине – России. А ещё раньше она называлась Русь. Поэтому мы с тобой русские.
У одной женщины был единственный сын – вся её родня на белом свете. Когда война началась, только-только ему семнадцать лет исполнилось. Накануне он во дворе мяч гонял с друзьями. И порвал свою любимую фланелевую рубашку в красную и зелёную клетку – вырвал нагрудный карман с мясом. Давно та мала ему была, а никак не хотел с ней расстаться. Всё шутил: «Это моя вторая кожа. Я к ней душой прирос!» Мать положила её в стирку, чтобы потом погладить и заштопать – небогато они жили. Да и не зазорно было тогда с заплатками ходить.
Постирала мать рубашку, да на следующий день не до штопки стало. Сына проводила в армию. А потом столько всего на женщин навалилось. Приходи-лось работать много, а еды было всё меньше и меньше. Голодали старики, женщины и даже дети. И всё-таки, мы победили в этой войне!
Письма от сына приходили сначала часто, потом всё реже и реже. А потом вдруг совсем перестали приходить. Мать продолжала писать ему и свято верила, что он жив и обязательно вернётся домой. Молилась об этом каждый день Богородице. Мало ли на войне из-за чего перебои с почтой бывают?
А однажды в особенно холодную и голодную пору услышала какой-то странный звук на крыльце. Вышла, а там еле живой стоит мальчик. Тощий и слабый до того, что ветром качает. Сжалось у неё сердце – чем-то напомнил он ей сына! Тут ребёнок покачнулся и упал бы, если бы не подхватила его да не прижала к себе. Откуда силы взялись – на руках внесла его в дом. И заплакала, гладя на его худенькие плечи, измождённое, посиневшее от холода лицо, а на нём огромные синие глаза, бездонные от горя, выпавшего на его долю. Ни о чём не спросила его мать. Нагрела воду – раздела и вымыла всего. У мальчишки сопротивляться и сил не было. Напоила горячим морковным чаем с ложкой мёда, который берегла с мирных времён на самый крайний случай…
Два дня он бредил. Мать всё свободное время проводила у его кровати. Не зная его имени, называла его сынком или именем сына. И вкладывала всю материнскую любовь в уход за больным. В конце концов начал он оживать, в себя приходить…
И на седьмой день смог рассказать матери о том, что вся его семья – мать, бабушка и маленькая сестрёнка погибли в доме от прямого попадания снаряда.
Он выжил чудом. Сам не знал, сколько дней шёл куда глаза глядят,