волков и появился между ними. Кровопийца прочертила в воздухе серебряную дугу, и первый оборотень рухнул на землю, разрубленный пополам. Второй даже не успел понять, что происходит — клинок пронзил его сердце с хирургической точностью.
Остальная стая заметалась, не понимая, как противник может двигаться так быстро. Виктор методично уничтожал их одного за другим. Никакой ярости, никакого азарта — только холодная эффективность.
За пять минут все было кончено. Двенадцать туш лежали среди развалин, кровь пропитывала древние камни. Виктор стоял посреди бойни, не запыхавшись, без единой царапины.
И не чувствовал абсолютно ничего.
Раньше такая победа наполнила бы его радостью, гордостью, удовлетворением. Теперь это было просто решенной задачей. Препятствие устранено, путь свободен.
— Что со мной происходит? — тихо спросил он у пустых развалин.
Ответа не последовало. Только ветер завыл между колоннами, поднимая пыль веков.
***
Виктор провел ночь в развалинах храма, разложив костер среди древних колонн. Сон не шел — впрочем, он и не особенно нуждался в отдыхе. Одно из изменений, принесенных проклятием.
Сидя у огня, он размышлял о произошедшем бое. Скорость его движений была нечеловеческой, сила — разрушительной, точность — абсолютной. Но главное — полное отсутствие эмоций в процессе убийства.
Раньше каждый бой был для него живым, страстным действием. Он чувствовал каждый удар, наслаждался мастерством, переживал за исход схватки. Теперь же сражение стало похоже на работу ремесленника — точной, эффективной, но совершенно механической.
— Проклятие Одина, — прошептал он в огонь. — Каждая победа пожирает мою душу. Но как это происходит?
Пламя плясало в очаге, но ответов не давало.
Под утро он увидел видение.
Из огня поднялась призрачная фигура — древний воин в изъеденных временем доспехах. Лицо его было изможденным, глаза — полными печали.
