…перед ним непомерного роста женщина и… она сидит на земле, выпрямившись и опираясь спиною и локтем о горный хребет. И женщина эта была не изваянной, но живой, лицо ее было прекрасно и вместе грозно [2, c. 105].

Леопарди утверждает, что существование каждого живого существа идеально потому, что оно реализует себя полностью в данных ему возможностях. Но это существование нельзя назвать счастливым, поскольку в сознании разумных существ появляется противоречие – стремление к добру и счастью при ощущении своего несчастья. Человеку не суждено ощутить свою идеальную природу, и поэтому человечество считает свою идеальность несуществующей и задается вопросом о своей природе и цели[27] [1, c. 326].

Летом 1824 года Леопарди формулирует бытийственный парадокс – каждое живое существо ощущает пустоту внутри себя и стремится ее заполнить. Так, человек все сильнее удаляется от себя, от своей идеальной природы и устремляется на поиски «счастья». Но поскольку совершенство уже скрыто внутри нас, эти поиски будут бесконечными и бессмысленными, а ощущение несчастья будет усиливаться.

По Леопарди, каждое живое существо совершенно, а пустота внутри – только чувство, но не реальность. Пустота не появляется сама по себе, она – результат опыта конкретного человека, которому свойственно желать счастья и любви. Желания определяют жизнь, указывают, куда направить жизненную силу, и вряд ли этой целью может быть пустота. Но Леопарди приходит к заключению, что жизненная сила преобразуется в форму конститутивного несчастья [3, p. 244–249].

Леопарди утверждает совершенство природы человека в 1821 году, размышляя над понятием «возможность»: он определяет ее как остаток после устранения случайностей. В это время поэт пишет:

Ничего не существует заранее. Ни формы, ни идеи, ни необходимость, ни причина быть и быть таким или другим (Zibaldone: 1616).

Получается, что нельзя отличить необходимость от случайности, а место Бога оказывается занято всеми возможными (потенциально) вариантами. Однажды исключив отождествление между необходимостью и Богом как содержанием всей реальности, оказывается, что возможно и несуществование Бога [12, p. 97–128]. Так, Леопарди не отрицает Бога, а делает возможным его существование.

25 сентября 1821 года Леопарди пишет:

Можно сказать (но это вопрос имен), что моя система не разрушает абсолют, а скорее умножает его. То есть она разрушает то, что считается абсолютным, и делает абсолютным то, что называется относительным. Она разрушает абстрактные, существовавшие ранее представления о добре и зле, об истинном и ложном, о совершенном и несовершенном (Zibaldone: 1791).

Идея множественности абсолютов, даже противоположных друг другу, реабилитирует понятия диалектики (противоборства добра и зла) и множественности: они больше не являются синонимами несовершенства. По мысли Леопарди, множественность и диалектика характерны для каждого существа, обладающего качествами совершенной сущности.

В начале 1820-х годов Леопарди знакомится со множеством философских источников – античными скептиками, Руссо и Монтенем, Локком, Монтескье и Гольбахом [10, p. 20–22]. Произведения этих философов определяют направление мысли поэта, но не исчерпывают ее. И Леопарди приходит к выводу о необходимости новой философии в новых терминах.

Он создает концепцию «привыкания» (assuefazione), напоминающую идею «зависимости», «привычки» как «второй натуры», но помещает ее в своеобразную антропологическую форму. Весной 1821 года Леопарди пишет, что

самолюбие может принимать самые разные формы, поскольку является единственным двигателем действий животного, сегодня называется эгоизмом, а когда-то это был героизм, и все добродетели и пороки происходят от него (Zibaldone: 878).

Сфера морали, по Леопарди, управляется страстями и является производным от природы человека, его основного мироощущения, проявляющегося через любовь к самому себе. Исходя из этого, можно сделать вывод, что имеющиеся нравственные нормы – следствие развития страстей и отношения к ним. Процесс, благодаря которому происходит переход от сущностного поведения к этическим императивам, и есть «привыкание».

В июле 1821 года Леопарди делает такую запись:

Какое состояние естественно? Состояние невежды или состояние художника? Невежда не знает и почти не чувствует прекрасного в искусстве, мало чувствует прекрасное в природе, словом, всякое прекрасное, и т. д. Действительно, грубого человека едва затронет даже самая простая музыка. Вкус к музыке тоже приобретают, прямо и косвенно привыкая к ней. А музыка кажется самой общедоступной из прекрасных вещей и т. д. Я говорю следующее. Прекрасное прекрасно лишь в той мере, в какой оно доставляет удовольствие и т. д. Неизвестная истина все же остается истиной, ибо истинное истинно независимо от того, насколько оно полезно. Природа не наставляет нас в истинном, между тем как абсолютно прекрасное, если бы оно существовало, мы могли бы узнать только из наставлений природы [2, c. 367].

По мысли Леопарди, взаимосвязь тела и души представляет собой базовую предпосылку для понимания отношения нравственных императивов и их зависимости от цивилизации, которая, в свою очередь, также сильно влияет на эту взаимосвязь [7]. Так, Леопарди противопоставляет древних людей и современников (древних и новых) – данная оппозиция становится классической в XVIII веке. Леопарди считает представителей этих эпох «двумя разными цивилизациями, каждая из которых фактически завершена сама по себе» (Zibaldone: 4174). Древние и новые – две альтернативные системы «привыкания»: первая – демократическая, экспансивная и героическая, вторая – деспотичная, депрессивная, базирующаяся на смирении и слабости. Обе цивилизации не допускают возможности сосуществования, поскольку заполняют все пространство идей и не позволяют существовать альтернативной идее.

Совершенство первой цивилизации (древних) подразумевает насыщенность страстей человечества, его стремление к их выражению вовне в соответствии с любовью к себе. Совершенство второй цивилизации (новых) подразумевает сосуществование морали и страстей при подавлении самолюбия, превращая это подавление в добродетель [11, p. 135–141]. Леопарди говорит о совершенстве и несовершенстве как о результатах «привыкания» – сочетании социальной устроенности общества и дисциплинированности желаний. Когда Леопарди говорит о совершенстве, то речь не идет о божественной сущности либо метафизических размышлениях об абсолютно совершенном существе, о Боге. Совершенство для Леопарди – это само существование, которое зависит от последовательного развития «привыкания». 2 сентября 1821 года он пишет в «Дневнике»:

Его (каждого существа. – С. Б.) способ существования – совершенство, потому что оно существует