Я видела, что весь класс замер, и пыталась понять, что же будет дальше. Ведь и так ясно, что вслед за тирадой должно последовать что-то ещё, но что?

А Лерка продолжала:

– Мы не можем спокойно смотреть, как чахнет этот человеческий заморыш, – ей, наверное, показалось это смешным, и она засмеялась. – Поэтому сейчас при всех будем её… Будем её… – Видимо, сценарий дал какой-то сбой, потому что Лерка стала говорить немного невпопад. – Может, хоть на сантиметр станет выше… Итак… Ну где же она? – тут дверь распахнулась, и в класс влетела Крокодильцева, держа в руках тарелку с рисом и котлетой. – Наконец-то! Чё так долго?

– Так очередь же!

– Итак, – продолжала Лерка, – нам ничего не остаётся, как насильно покормить это существо. Ну чё стоишь-то? – это она Крокодильцевой. – Корми давай!

Надо мной нависло прыщеватое лицо Крокодильцевой.

– Рот открой! – приказала она.

Я показала ей язык.

– Совсем обнаглела! – закричала Лерка. – Эй ты, чего творишь! А ты чё стоишь? Суй ей котлету! Задумалась, блин! Итак, вы видите, как мы пытаемся покормить это существо… – это она уже на камеру.

Я почувствовала, как в моё лицо тычут чем-то противным и жирным. Фу!

– Чё, без глаз совсем! – возмутилась Кузнецова. – Не видишь, где у неё рот?

– Не получается, – простонала Крокодильцева. – Очки мешают, да ещё головой вертит.

– Ну, это мы сейчас исправим! – сказала Лерка, сдёргивая с меня очки и отбрасывая их в сторону. Без очков все превратились в моих глазах в одну колышущуюся массу. – Как видите, – это Лерка опять на камеру, – очень сложно работать с неразумным существом. Но всё-таки возможно. Люди! Держите голову Нищебродки!

Двое из свиты вцепились в косички, и мне показалось, что они сейчас выдернут все мои жидкие волосёнки. Колышущаяся масса двигалась, кричала. Громче всех был голос Лерки.

– Тьфу ты, не получается снять одним блоком, монтировать придётся! Всё, снимаю, держите голову, говорю!

Я закрыла глаза. Безжалостные руки ещё сильнее потянули за косички. Ой-ой-ой, сейчас точно вырвут!

– Разжимай рот! Быстро! – приказала Крокодильцева.

Я стиснула зубы.

В лицо продолжали тыкать жирной котлетой, в нос ударил её запах – ещё немного, и меня вырвет. Что тогда делать?

По моим щекам покатились слёзы.

– Ещё и ревёт! – опять голос Лерки. Сколько же в нём было ненависти! – Весь кадр испортила, Нищебродка поганая!

Я ощущала себя маленькой и беспомощной. Я слышала, как в безмолвной тишине класса, где-то в углу, попискивают испуганные мышки.

И мне не надо было видеть – я и так знала, что Ковалёв продолжает спать за партой, а Босс, застыв в одной позе, делает вид, что упорно изучает обложку учебника…

И вдруг на меня снизошло спокойствие. Такое, какое обычно бывает на олимпиадах, когда волнение исчезает и остаётся одно: задание, которое нужно решить. И решить очень быстро.

И принялась считать. Итак, в нашем классе 24 человека. Из них шестеро – Лерка со своими людьми. И получается, что целых 17 человек кто с интересом, кто с жалостью, кто со страхом наблюдают, как какие-то шесть девчонок издеваются над одной!

– Чё так коряво-то? – кричала Лерка. – Рук, что ли, нет?

Я поняла, что за меня никто не заступится. Что все так и будут молча наблюдать до конца перемены.

Мне вдруг стало трудно дышать.

Время как будто остановилось. А в лицо всё тыкали и тыкали этой противной котлетой…»

Скованные одним страхом

Выходит, что в травле, включая наблюдателей, принимает участие порой чуть ли не весь класс. Неужели он состоит исключительно из грубых, жестоких, бесчувственных детей?

Представь себе, нет. Подавляющее большинство наблюдателей – добрые, отзывчивые ученики. Так почему же они не прекратят этот произвол? Почему оставляют бедную жертву один на один со злобными монстрами? Ведь их же, наблюдателей, нередко намного больше, чем тех, кто принимает участие в травле!

Отвечаю: наблюдателей сковывает страх. Ты уже знаешь, что они боятся. Ведь стоит им заступиться, как их автоматически причислят к преследуемым.

…В то время, когда я училась в школе, случаев такого жестокого отношения в классах практически не было. Оно появилось позднее, примерно в 80–90-х годах прошлого столетия. Сейчас уже выросло целое поколение участников буллинга – и тех, кто травил, и тех, кого травили. Порой те, кого унижали, потом сами начинали всячески издеваться над слабыми.

Многие из них до сих пор не могут прийти в себя. Кого-то мучает совесть, что не заступился за слабого. Кто-то пытается разобраться, как это произошло. Не случайно в Интернете нет-нет да и появляются вот такие откровения:

«Я сменил три школы, был и травящим, и травимым, а под конец попал в счастливый круг друзей. Поэтому есть что и с чем сравнивать.

Впоследствии хорошо понимал, что травля – это нездорово. Но трусил.

Старался оставаться в стороне, когда не мог – подвякивал. Наедине с собой мучился целыми вечерами, что ничего не могу сделать: поступлю по-другому – сам займу место травимого. За это сейчас стыднее всего».

Среди разновидностей буллинга – бойкот. Что такое бойкот, ты уже знаешь. Кибербуллинг – оскорбления, угрозы в интернет-пространстве. При этом нападающие обычно действуют под никами, так что узнать, кто же это такой «смелый», практически невозможно.

Часть II. Страдать или не страдать?

Злодеи чувствуют твою слабость

Вот мы и подошли, наверное, к самому главному вопросу:

почему кого-то дразнят, а кого-то нет?

И ведь действительно: в каждом классе есть дети, которых дразнят, унижают, бьют. Одного – за то, что толстый. Другого – за то, что худой. Третьего – за то, что на скрипке учится играть. А некоторых вообще непонятно за что.

Но посмотри: в других классах тоже есть и толстые, и худые, и музыканты. Но их почему-то не дразнят. Может, там дети какие-то супердобрые?

Нет! Просто в тех классах дразнят рыжего, лопоухого и девочку, у которой мама-уборщица.

И всё-таки чаще всего объектом для нападок становятся те, кто чем-то отличается от других.

Слишком высокий.

Слишком маленький.

С большой головой.