Распространенным заблуждением является вера в то, что лжецы нервничают, когда врут. Исследования, такие, как были проведены Врий, Эдвардом и Буллом (2001), сообщают, что люди не нервничали, когда врали, хотя они думали, что нервничали. Это объясняется тем, что, как оказывается, многие лжецы контролируют свое поведение для того, чтобы произвести впечатление честных.

БОЛЕЕ ЭФФЕКТИВНЫЕ ДЕТЕКТОРЫ ЛЖИ

Некоторые исследования проанализировали способность профессиональных определителей лжи, таких как офицеры полиции, а не просто студенты-старшекурсники, выявлять обман. Грэнхэг и Врий (2005) в своем анализе десяти исследований обнаружили, что эти профессионалы действовали похожим со студентами-старшекурсниками образом, с общей точностью в 55 процентов (55 процентов точно определенной лжи и 55 точно определенной правды). Однако Экман, О’Салливан и Фрэнк (1999) обнаружили, что некоторые профессионалы оказались в этом плане лучше; например, работники секретных служб (у них показатель точности — 64 процента), Центральное разведывательное управление (показатель точности — 73 процента) и шерифы (показатель точности — 67 процентов). Любопытно, что Врий и Семин (1996) и Стромвал, Грэнхэг и Хартвиг (2004) обнаружили, что заключенные использовали более правильные индикаторы лжи по сравнению со студентами колледжей и профессиональными определителями лжи.

О’Салливан и Экман (2004) обнаружили, что люди различных профессий обычно лучше в определении тех видов обмана, с которыми они лучше всего знакомы. Они обнаружили, что эксперты в законодательстве имели более высокие показатели точности при определении лжи в задании, включающем криминальный обман, по сравнению с заданием, включающим эмоциональный обман.

Многие исследования подчеркивают индивидуальные различия в способности выявлять ложь, где уровень точности варьируется от 20 до 80 процентов (Врий & Грэхэм, 1997; О’Салливан & Экман, 2004). Также было обнаружено, что некоторые личностные характеристики имеют отношение к выявлению лжи. В частности, Нахари, Гликсон & Нахсон (2010) демонстрируют, что люди с более низкими уровнями «поглощенности» более успешны в определении лжи. Этот аспект личности — это степень, до которой человек способен «быть поглощенным» чувствами и воображением. Нахари, Гликсон & Нахсон (2010) предполагают, что индивиды с высокой «поглощенностью» с большей вероятностью будут использовать нерелевантные критерии, например, то, какие ощущения они получили в ходе чтения текста, а не правдивость самого повествования.

Портер, Кэмпбэлл, Стэйплтон и Берт (2002) обнаружили, что участники были наиболее точны в выявлении лжи, когда лжец был не привлекателен, и когда лжец и тот, к кому обращена ложь, принадлежали к противоположным полам. Бонд и ДеПауло (2008), однако, утверждают, что важна узнаваемость говорящего ложь. Некоторые люди просто внешне кажутся более внушающими доверие, чем другие.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЕ ПРОЦЕДУРЫ

Как обсуждалось в предыдущей главе, большинство исследований по интервьюированию и выявлению лжи используют экспериментальные процедуры, которые по этическим и практическим причинам имеют более низкую экологическую валидность. Как подчеркивают Фрэнк, Паолантонио и Сервосс (2004), очень мало исследований задействуют значимые ситуации. Сценарии, не имеющие особой значимости, при которых лжец мало что теряет, снижают решительность преуспеть во лжи (Циммерман, Компо & Карлуччи, 2013). Миллер и Стифф (1993) предложили, что чем выше ставки, тем больше вероятность, что ложь будет выявлена. Те, кто изучал действительно значимые ситуации, такие как настоящие и ложные звонки в службу неотложной помощи (Харпстер, Адам & Джарвис, 2009) и такие телевизионные шоу, как «КОПЫ» и шоу Джереми Кайла, действительно заявляют, что правду от лжи отличает время на отклик (Рейнолдз & Рэндл-Шорт, 2010).

ОЦЕНИВАНИЕ ПРАВДОПОДОБНОСТИ

Часто принимается решение о том, является ли рассказ человека правдоподобным или нет, что можно считать обратной стороной медали выявления обмана.

Пононин (2006) в своей работе «Ты честный, а значит ты мне нравишься, и я считаю тебя привлекательным» объясняет то, что люди полагаются на физические черты человека, чтобы сформировать свое мнение о его характере. Это показано в решениях присяжных, когда привлекательные подзащитные получали приговоры с меньшей уверенностью в их виновности по сравнению с непривлекательными (Эфран, 1974). Также, после вынесения обвинительного приговора привлекательным подзащитным давали меньшие сроки заключения (Левенталь & Крэйт, 1977). Однако Сигалл & Остроув (1975) сообщают, что привлекательные подзащитные получают более мягкие приговоры от условного суда присяжных только тогда, когда преступление не имело отношения к привлекательности, например, ограбление по сравнению с мошенничеством.

Джонсон, Подрац, Дипбой и Гиббонс (2010) в ходе анализа нескольких исследований сообщают, что в целом «то, что красиво, то хорошо». Следовательно, общий вывод из большинства исследований в социальной психологии и криминологии показывает, что привлекательность и внешность действительно влияют на решения относительно достоверности. Ключевая причина здесь, как кажется, состоит в том, что привлекательность — это эвристический механизм, психологический короткий путь (Тверски & Канеман, 1985) для того, чтобы прийти к выводу в отсутствие другой информации.

Убедительной иллюстрацией того, как люди реагируют на выраженную эмоцию при формировании суждения о правдоподобии, служит пример Досса (2002), который описывает, как мать, убившая своих сыновей, с большой эмоциональностью и чувством призывала их «вернуться» и обманом заставила многих людей поверить в то, что она невиновна. Она даже мобилизовала людей помочь ей найти ее «пропавших» сыновей и поймать несуществующего преступника, который якобы похитил их.

Как показывают Шафир, Симонсон и Тверский (1993), интенсивные эмоциональные аспекты ситуации могут пересилить любую логическую оценку. Эпштейн (1994) даже предположил, что люди с большей вероятностью будут полагаться на проявление эмоций, особенно, если имеешь дело со сложной ситуацией, которая неоднозначна. Следовательно, не удивительно, что количество выраженных эмоций в криминальном контексте может влиять на суждение о правдоподобности. Это было показано Антонио и Ароном (2006), когда присяжные сообщили, что эмоциональное проявление свидетеля повлияло на их оценку достоверности его показаний.

Семмлер и Бруер (2002) и Врий (2008) также доказали, что некоторые люди иногда неправильно интерпретировали выражение эмоций для того, чтобы решить, насколько правдив рассказ. Дальнейшие доказательства этого эффекта дают Пис и Синклер (2012), которые обнаружили, что эмоциональные заявления об изнасиловании ставили под угрозу точность решений. Также, Врий и Манн (2001) обнаружили в ходе своих исследований с использованием телевизионных пресс-конференций, что люди были менее точны в принятии решения о правдивости апеллянта, когда они считали, что его эмоции подлинные. г

Важно не только то, как выраженные эмоции влияют на решения. Степень сочувственной реакции может привести к «предвзятости прочувствованной эмоции». Эмоция, которую чувствует респондент, может влиять на обработку исходной информации. Еще один способ взглянуть на это — в очень эмоциональных ситуациях, таких как телевизионные апелляции, когда зрители могут ошибочно полагать, что то, то они чувствуют, имеет отношение к оценкам правдоподобности, особенно, когда в наличии имеется лишь ограниченное количество информации об апеллянте. Что касается присяжных, то они могут искать подкрепление тому, что они чувствуют, и ошибочно считать, что это совпадает с их эмоциями, хотя это недостоверно и недействительно (Салерно & Боттомс, 2009). Грэнхэг (2006) называет этот опыт мета-эмоцией, где наблюдатели предвзяты в том, что они уделяют больше внимания сигналам, которые передает отправляющий их человек, подкрепляя их уровень прочувствованных эмоций, а не более рациональные решения.