Носителю схемы «брошенности» крайне важно подтверждение того, что партнер ему принадлежит полностью и никуда не исчезнет. До того как Джеральд нырнул, Гудрун испытала острое удовольствие от осознания крепкой связи с возлюбленным, гарантии его присутствия, своей власти над ним. Окруженные водой, в одной лодке, из которой невозможно исчезнуть, любовники, была уверена Гудрун, накрепко привязаны друг к другу.

Внезапно раздаются крики о помощи, и Джеральд ныряет, исчезает в воде…

Так, значит, исчезнуть все-таки можно! Страшная обреченность лишила ее возможности думать и чувствовать. Она знала, что он ушел из этого мира, а мир не изменился, только его, Джеральда, в нем уже не было. Ночь была бескрайней и пустой. То тут, то там раскачивались фонари, люди на пароходе и в лодках разговаривали приглушенными голосами. …Гудрун бесцельно направляла лодку то в одну, то в другую сторону. Страшная, огромная, холодная, безграничная водная гладь наводила на нее непередаваемый страх. Неужели Джеральд никогда не вернется? Ей хотелось тоже прыгнуть в эту воду, также познать весь этот ужас.

Очевидно, что ужас, парализовавший Гудрун, это лишь отчасти реакция на прыжок Джеральда. По-видимому, здраво мыслить и контролировать эмоции Гудрун мешает ее детский опыт, связанный с переживаниями покинутости, брошенности, оставленности.

Возвращение Джеральда также сопровождается сильно преувеличенной, болезненной эмоциональной реакцией.

А затем он забрался в лодку. И о! Каким же восхитительным был изгиб его тускло белеющих в темноте ягодиц, когда он забирался в лодку, — они убивали ее своей красотой. То, как мягко округлилась его спина, каким восхитительно серовато-белым пятном пронзали тьму ягодицы, когда он переваливался через борт, — это видение было слишком прекрасным, невыносимо прекрасным. Она смотрела и знала, что это видение сулит ей погибель. Она ощущала только ужасную обреченность и красоту, необыкновенную красоту!

Эту интенсивную эмоциональную реакцию, спровоцированную схемой, обычно называют любовью. Однако такая «любовь» не принесет счастья Гудрун и Джеральду. Чувства и отношения Гудрун и Джеральда описаны как разрушительные и приводят к смерти одного из них.

Будучи ребенком, Джеральд случайно убил брата. Мучимый чувством вины и сложно переносимыми аффектами в присутствии умирающих или страдающих людей, Джеральд мечется между подчинением и насилием в любовных отношениях. И приносит себя в жертву, искупая мнимую вину.

Прилив любви у Джеральда происходит в тот момент, когда он оказывается способен удовлетворить того, кто рядом. При этом чувствительность к себе оказывается снижена, если вообще есть.

По ее тону он понял, что ей хотелось, чтобы он сидел в ее лодке и принадлежал только ей одной, и расслышал в нем благодарные нотки за то, что она сможет распространить свою власть на него тоже. Он подчинился, и ощутил в своем теле странную наэлектризованность.

Схемы подчинения и самопожертвования относятся к одной группе схем, предполагающих, что человек больше направлен на удовлетворение других. Под направленностью на других понимают готовность пренебрегать своими желаниями, чтобы удовлетворять потребности других людей. Способы удовлетворения варьируются в зависимости от схемы. При подчинении мужчины и женщины пытаются подстроить свое поведение под чужие взгляды и потребности. При самопожертвовании чувствуют чрезмерную ответственность за решение проблем окружающих, поступают так, чтобы другим было хорошо.

По-видимому, та же схема толкает Джеральда в воду, он чувствует свою ответственность за спасение утопающих, хотя в этот момент у него обездвижена рука, а он в лодке с девушкой, которая ему дорога и которой он рискует, выпрыгивая из лодки в воду.

Схема насилия срабатывает у Джеральда в тот момент, когда Гудрун без причины бьет его по лицу. Реакция Джеральда парадоксальна — он ощущает восторг и теряет контроль над эмоциями.

Он мертвенно побледнел, и угрожающее выражение мрачным пламенем вспыхнуло в его глазах. Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, у него перехватило дыхание, и страшный поток неуправляемых эмоций переполнил сердце с такой силой, что, казалось, оно вот-вот лопнет. Внутри него словно взорвался сосуд с темными страстями, волной захлестнувшими его сознание. <…> Непередаваемый восторг, тяжким грузом обрушившийся на его разум, чудовищный экстаз, полная потеря контроля над собой — все это было выше его сил. Он схватил ее за локоть, и рука его казалась налитой свинцом.

Действие схемы можно определить по противоречивой реакции. С одной стороны, возникают сильные чувства. С другой — их сопровождают болезненные ощущения, страдания.

Гудрун смотрела на Джеральда загадочным мрачным и тяжелым взглядом, не по-человечески проницательным и одновременно молящим, точно принадлежащим существу, которое всецело подчинилось его власти и которое одновременно полностью подчинило его себе. Он не находил слов, чтобы начать разговор. Он чувствовал, что между ними установилось какое-то дьявольское взаимопонимание, и знал, что должен что-нибудь сказать, чтобы скрыть это. Он ощущал в своем теле силу молнии, она же безотказно принимала в себя его чудовищное, магическое белое пламя. …У него появилось ощущение, что она медленно, с непревзойденной тщательностью разорвала на куски его сердце.

Те аффекты, которые заставляют героев испытывать удовольствие от власти друг над другом и подчинения партнера, позже приведут к схватке, когда любовники будут уничтожать друг друга, и в итоге — к смерти Джеральда. Лоуренс описывает сексуальный контакт Джеральда с Гудрун как насилие с его стороны, когда он физически овладевает своей любовницей, игнорируя ее чувства, не понимая ее чувств. Гудрун флиртует на глазах у Джеральда с другими мужчинами, тем самым вызывая разрушительные аффективные реакции Джеральда.

Быть любовниками и присутствовать физически рядом — не значит встретиться. Лоуренс показывает, как люди в паре, находясь вместе, могут быть смертельно одиноки и несчастны. Любовники как будто реагируют друг на друга, они как будто оказываются в отношениях, но на самом деле лишь активируют схемы и вызывают к жизни призраков прошлого. И остаются в одиночестве и боли, каждый со своими аффектами. И от этого одиночество становится еще более ужасающим и непереносимым.

Он был так далеко, и в том мире он обрел свое завершение. Он казался ей галькой, лежащей на дне глубоко под прозрачной темной водой. А она была здесь, в этом мире, и ей осталось только страдать в своем бодрствовании, в то время как он погрузился в глубокую пучину другой стихии — в бездумный, далекий мир сияющих живых теней. <…>

Сейчас в ее мозгу проносились разные картины