Я позвал свою возлюбленную, чтобы она подошла и тоже посмотрела. Я не видел её, но я услышал её милый голос: «Сколько цветов!»

Затем во мне возникло желание помолиться и, став лицом в сторону, откуда исходил свет, я впервые не увидел тёмной тучи, которую я всегда раньше видел там, до смерти Элси, и которая только незначительно рассеивалась после того времени. И в первый раз в мире снов, я увидел солнечный диск.

Затем я говорил к Христу, страстно и выразительно, как никогда раньше я не говорил и, определённо, никогда не буду способен на это в дневное время. Я выражал признательность и любовь своим родителям.

После слов признательности и любви, я увидел, как с лица солнца ушла покрывавшая его лёгкая дымка, и оно засияло с ослепительной яркостью. Это показалось мне таким благодатным откровением, что я, в порыве чувств, не смог не воскликнуть. Затем я почувствовал, что я от радости зарыдаю или лишусь чувств, но я этого не хотел, и я проснулся!

Тем утром я был прекрасно отдохнувшим и окрепшим.

Единственно чего я боялся, так это лишиться ума[14] в мои преклонные годы, и тогда мне пришлось бы скитаться, как потерпевший кораблекрушение. У меня была теория, что человек может этого избежать разумной предусмотрительностью и упражнением в созерцательной способности.

Но эту теорию ещё предстояло доказать. А одного моего примера будет не достаточно для этого.

Пока я сохраняю ясность своего ума, у меня есть много работы по развитию этих идей и понятий, которые пока я только кратко наметил.

КОНЕЦ

ПРИЛОЖЕНИЕ А

ИССЛЕДОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ[15]

«Известия общества психических исследований», т. 26, 1913 г., стр. 431-461

Думаю, что в этой компании вряд ли необходимо заострять внимание на трудностях, с которыми связано изучение данной темы.

Самое важное — это тонкий и высокий духовный порядок этих явлений. Их исследование выводит нас на границу того, что называется точной Наукой, и ставит нас в опасную близость с метафизическими спекулятивными системами и религиозными верованиями. Едва ли возможно обсуждать эти пограничные психические явления, не затронув при этом разнообразных фундаментальных научных или философских учений, и, как мне кажется, ни в одной отрасли науки, точность и строгость нашего единственного инструмента для правильного понимания — языка — не зависит так сильно от нашего сознания, как здесь.

Этим самым я хочу оправдать своё убеждение, заключающееся в том, что для исследования таинственного мира сновидений нам нужны не только чисто научные, но также и поэтические способности. На этом поприще, первопроходцы должны быть либо поэтическими учёными, либо научными поэтами; поскольку поэт-при условии, что мы понимает это слово в его высшем и глубинном смысле — это человек с естественной страстью к исследованию самых глубоких областей человеческой души, и постоянно занимающийся созданием новых духовных ценностей и придания им точного выражения.

*

С 1896 года я исследую свои собственные сновидения, записывая наиболее интересные из них в свой дневник. В 1898 году я начал вести отдельный учёт сновидений особого вида, которые показались мне наиболее важными, и я продолжаю этим заниматься до настоящего времени.

Всего я собрал около 500 сновидений, из которых 352 принадлежат только что упомянутому особому виду. Этот материал вполне может сформировать основу, на которой, я надеюсь, можно будет возвести научную систему некоторого значения, при условии, что мне хватит свободного времени и сил для её построения.

Однако, опасаясь, что эти идеи могут не найти выражения со временем, я сжато изложил их в художественном произведении — романе, названном «Невеста из сновидений», изданном несколько лет тому назад в Голландии и Германии, а английское издание которого вскоре выйдет в Нью-Йорке. Художественная форма позволила мне свободно обращаться со столь тонкими материями; также она имеет то преимущество, что позволяет выражать чересчур необычные идеи менее дерзким способом, так сказать, эзотерически. И всё-таки мне бы хотелось выразить эти идеи в виде, более подходящем людям с научным складом ума, и я знаю, что не смогу найти лучшей аудитории для этой цели, чем членов ОПИ [Общества Психических Исследований], которые привыкли подходить к исследованиям и идеям необычного характера с широким кругозором, но критичным умом.

Можно сказать, что поэт иногда уноситься своим воображением; с другой стороны, ум чисто научного склада иногда хромает неверием, и я не понимаю, почему поэт, влюблённый в истину и реальность, а именно таковым и является настоящий поэт, должен быть менее критичным, чем человек науки.

Итак, я хочу, чтобы все ясно понимали, что эта статья представляет собой лишь предварительный очерк, краткое оглашение великой работы, которую, я надеюсь, буду в состоянии завершить в последующие годы.

Я постараюсь, насколько возможно, избегать теоретических рассуждений, ограничившись фактами; однако ж, наблюдаемые мною факты привели меня к твёрдому убеждению, что выдвинутые до сих пор теории о сновидениях, насколько они мне известны, не способны объяснить все явления.

Если же мне предложат выбрать из числа наиболее известных писателей, тогда я назову профессора Зигмунда Фрейда, который сейчас многими считается высшим авторитетом в области сновидений, и чей ‘ключ’ к тайнам сновидений можно сформулировать в следующих словах: «Сновидение есть символически выраженное желание или хотение подсознательной части человека, в основном, эротического характера.»

Этот взгляд был пространно раскритикован, в частности, Хэвлоком Эллисом в его недавней книге: «Мир сновидений»[16], которую я считаю одним из лучших учебников последних лет.

Хэвлок Эллис, полностью признавая смелость и находчивость теории Фрейда, полностью соглашается с комментариями многих критиков Фрейда в том, что этот ключ, хотя и подходит во многих случаях, однако не открывает все двери и оставляет многие тайны не раскрытыми.

Согласно Хэвлоку Эллису, главная черта сновидения — это диссоциации психики’, и все сновидения являются результатом естественной и непрестанной функции человеческого ума — рассуждать и искать объяснение, даже в состоянии диссоциации. Он предполагает, что мозг в состоянии сна продолжает получать впечатления от различных внутренних органов, от непроизвольных мышц, от бьющегося сердца, дышащих легких, и, будучи в состоянии диссоциации, пытается привнести какой-то разумный порядок в эти ощущения, изобретая все виды странных и более-менее нелепых событий, которые он принимает как реальные, и как объясняющие