Отношения с деньгами всегда были очень неоднозначные. Папа мог потратить много денег на что-то, если это было – самое главное – нужным или, например, классным в его представлении и если этому было еще какое-то практическое применение. И напротив, мог сказать, что что-то слишком дорогое, если, по его мнению, это какая-то глупость. Порой «глупость» могла быть слишком дорогой, если ее цена превышала триста рублей. Такая двоякость часто вызывала тревогу и непонимание ценности вещей. Даже сейчас, если я покупаю что-то, чтобы порадовать себя, и у меня нет в этом жизненной необходимости, то я часто ловлю себя на мысли, что, возможно, это просто «глупость» и я зря потратила деньги.

У меня главенствовала мысль, что папа и так делает много. Он почти всегда был на работе, но у нас было все необходимое: хорошая квартира, техника, одежда, машина у мамы, а потом и у меня. Иногда я грустила из-за отсутствия с его стороны действий в духе «я сделал это для тебя или для семьи, потому что просто очень люблю вас», думала, что это уже моя какая-то проблема. Только уже позже я стала считать, что папа просто не умеет так любить, как я бы этого хотела.

Каких-либо разговоров по душам никогда не было. Наверное, это отразилось в моих отношениях с мужчинами. Мне всегда трудно говорить с партнером о моих чувствах, особенно выражать недовольство. Порой замечаю, что копирую поведение мамы в отношениях с папой. Также долго коплю в себе обиду, а потом она выплескивается спустя месяцы в очень эмоциональную тираду и много слез. Несколько раз я просто заканчивала отношения, когда критическая масса обид накапливалась.

Я не могу сказать, что у меня плохой папа. Да, у меня осталось достаточно поводов злиться на него, но, несмотря на это, все же он был с нами, обеспечивал нашу комфортную жизнь, порой с ним можно было приятно провести время. Думаю, мне самой спокойнее от мысли, что он просто такой человек, который может только так проявлять свою заботу о семье и обо мне. Я уже взрослая и могу сама найти тех, кто сможет дать мне ту любовь, которой мне не хватает.

Яна, младшая дочь

С детства отец был для меня крайне важным человеком. Мы виделись не так часто, как мне бы хотелось, поскольку он всегда много работал, а редкие выходные предпочитал проводить с друзьями и собой. Однако время с ним ощущалось таким счастливым, хотя и не всегда простым. Чаще всего именно он выбирал способ времяпрепровождения, такой, чтобы в первую очередь ему было интересно. И даже если мне не хотелось или было страшно, я старалась его не разочаровывать – не ныть, не уставать, не бояться, а если что-то случилось, то не расстраиваться. А «что-то» регулярно случалось – я падала, резалась, простужалась, обжигалась, тонула и прочее. Дважды проваливалась под лед. Но я боялась, что, если откажусь от его очередного опасного предложения, он меня больше не позовет или вообще не придет домой, бросит нас…

Благодаря отцу у меня было много счастливых воспоминаний и необычного опыта, за что я ему очень благодарна. Я много где побывала, пока пыталась поспеть за его идеями, но эта гонка вымотала меня еще в детстве и совершенно лишила способности слышать свои желания и чувства.

Мне кажется, все, что я делала до подросткового периода, было продиктовано желанием получить похвалу и одобрение родителей, прежде всего отца. Быть хорошей дочерью, внучкой, ученицей, подругой. Никто не требовал от меня наивысших оценок, особо не сравнивал меня со сверстниками, но я делала это сама. Мне казалось, что если я что-то делаю, то обязана быть лучшей, иначе и начинать не стоит. Изначально это даже не требовало так много усилий, так что позже, когда я уже не могла быть во всем первой, это давалось мне очень болезненно. Никакое занятие не приносило мне удовольствия, я думала лишь о том, как его оценят извне.

С одной стороны, мне хотелось получить одобрение, а с другой – максимально провалиться, не подавая вида, что меня это беспокоит, чтобы от меня уже ничего не ждали. При любой возможности мне хотелось спрятаться от лишних глаз, потому что в полном одиночестве удушающая тревожность сменялась на убаюкивающую апатию. Хотелось занять свой мозг максимально простой для обрабатывания информацией, например, просмотром развлекательных каналов на телевидении, а позже и на «Ютьюбе».

В одиннадцать лет я случайно узнала, что у отца есть любовница. Я не стала с кем-то делиться этим, так как не хотела разрушать нашу семью, не хотела ставить маму в непростое положение и добавлять папе проблем. Пыталась об этом особо не думать, ведь эти мысли погружали меня в сильную тревогу, старалась убедить свою совесть, что, может, в этом нет ничего ужасного и мне просто не повезло об этом узнать. В разговорах с одним из родителей оправдывала второго, надеясь стать клеем между ними. И вроде бы все было хорошо, но примерно с этого момента я стала доверять отцу все меньше – до меня вдруг дошло, что, возможно, он не приходит домой, потому что не хочет, и свое свободное время предпочитает проводить подальше от семьи по этой же причине. Приняв, что, вероятно, отцовской любви я не дождусь, несмотря на все старания, мне даже стало немного легче.

Годом позже я все же почувствовала его искреннее одобрение. Тогда, после смерти бабушки, самого близкого мне родственника, я заметно похудела. У меня была орторексия, которая переходила в анорексию, и мое отношение к еде и себе было явно нездоровым. Но всех это устраивало, особенно папу. Как будто это было наиболее стоящее мое достижение для него. Я была крайне рада, ведь ко мне относились лучше не только родители, но и сверстники, что было особенно приятно мне, неуверенному в себе нарциссу.

К сожалению, светлая полоса длилась недолго. Очень быстро все мои мысли начали крутиться вокруг моего тела, а уверенность, что прибавка в весе снова сделает меня ненужной и незаметной, закрепилась где-то на подкорке.

После я начала жить бок о бок с нервной булимией. Об этом родители знали, но предпочитали не упоминать: мама потому, что эти разговоры и мысли были для нее крайне болезненны, а отец попросту не воспринимал это как серьезную проблему и болезнь. Впрочем, может, он не точно выразил свою мысль, когда сказал, что