как советское, так и немецкое партийное руководство. Только в Гамбурге, из-за ошибки в передаче информации, началось восстание, с которым сумела справиться, правда, с трудом и большими потерями, местная полиция. Штреземан действовал быстро и очень решительно. Он ввел войска рейхсвера в Саксонию и Тюрингию, и поставил рейхс-комиссара вместо саксонского правительства левого социал-демократа д-ра Цайгнера. Во Фрейберге 23 человека погибло при стычке войск с невооруженной, отчасти вооружившейся подручными предметами толпой, осыпавшей солдат ругательствами и пытавшейся перейти в наступление. Заслуживающего упоминания активного сопротивления оказано, однако, не было. Важным следствием этих событий стало то, что из правительства Штреземана вышли теперь социал-демократы, оскорбленные тем, что

Штреземан не столь энергично выступил против баварских реакционеров и национал-социалистов, как против саксонских коммунистов и левых социал-демократов. Но запланированная национальная революция в Баварии провалилась так же, как немецкий Октябрь. Обе революционные попытки были взаимосвязаны, и обе носили как наступательный, так и оборонительный характер. Кто сосредотачивается только на одной из них, видит лишь половину самых кризисных лет немецкого национального государства.

Конечно, велико искушение рассматривать гитлеровский путч вместе с его предысторией как чисто баварское событие и в этих рамках даже как род зловещей потехи. Английское обозначение "beer hall putsch" неизбежно подталкивает к этому. И, конечно, невозможно подробно изложить ход событий, не упомянув названия и местоположение нескольких пивных: Лёвенброй у Главного вокзала, Хофбройхаус возле ратуши, Бюргер-бройкеллер по ту сторону Изара между Немецким музеем и Максимилиа-неумом. Здесь в компаниях завсегдатаев и на больших сборищах и в самом деле делалась значительная часть баварской политики, ее, так сказать, общедоступная оболочка с ярким местным колоритом. На самом же деле баварская политика была всегда в то же время немецкой и европейской политикой, в том числе и в ее монархических и сепаратистских устремлениях, направленных, в общем и целом, на Дунайский союз и тому подобное. В промежутке между концом Советского правительства и гитлеровским путчем активно действовало множество отечественных союзов самого разного характера: Орден германцев, Общество Туле, Баварский союз, Союз Бавария и Рейх, Немецкий народный союз защиты и отпора, Союз горцев, Знамя Рейха, Организация Эшерих и др. НСНРП была лишь небольшой частью этого движения, но, как самая активная и воинствующая, она, начиная с 1922 года, постепенно продвигалась к некоторому, хотя далеко не однозначному, превосходству. Однако ей вряд ли симпатизировало больше половины населения Баварии, даже если присчитать сюда правящую Баварскую Народную партию, поскольку марксизм и после мая 1919 года оставался значительной силой, да и коммунисты никуда не делись. Еще 1 мая 1923 года они смогли развернуть, шагая в рядах демонстрации профсоюзов, советское знамя, звезды которого Адольф Гитлер считал "еврейскими звездами". К этому времени они давно уже не мешали массовым собраниям НСНРП, но еще весной 1922 года случались оживленные дискуссии, а также обращения Адольфа Гитлера к какому-нибудь "товарищу из КПГ" с целью его просветить.16

"Общее министерство" Республики Бавария было тем самым втянуто в борьбу на два фронта: против наступлений имперского правительства на независимость Баварского государства, против марксизма, который неизменно рассматривался как большая опасность, и, наконец, против националистских боевых союзов, к которым относилась и НСНРП. С имперским правительством всегда можно было договориться: в 1921 году БНП заменила премьер-министра фон Кара графом Лерхенфельдом, поскольку первый занял слишком резкую антиимперскую позицию, а в 1922 году Лерхенфельда заменили на Книллинга, поскольку поворот к имперскому конформизму зашел слишком далеко. Между социал-демократами и коммунистами больших различий не наблюдалось, так что Фриц Шефер, политик из БНП, мог сказать, что НСНРП мы не любим, но совершенно солидарны с ней в противостоянии марксизму. Большей опасностью считался в правительстве генерал-квартирмейстер мировой войны Люден-дорф, потому что он, казалось, пользовался авторитетом у всех военных союзов; действительно хорошие отношения были у правительства только с подчеркнуто федералистскими объединениями, как, например, "Союз Бавария и Рейх" медицинского советника Питтингера.

Фактически все события 1923 года происходили в тесной связи с событиями в Рейхе.

Гитлер занял крайнюю позицию по отношению к оккупации Рура, и позиция эта находилась в отношении строгой дополнительности к коммунистическому требованию гражданской войны: сперва нужно вообще рассчитаться с "ноябрьскими преступниками", "негодяями в собственной стране", а уж потом можно с надеждой на успех вести оборонительную войну против Франции.

1 мая 1923 года дело едва не дошло до тяжелых столкновений между патриотическими союзами, войсками рейхсвера и профсоюзной демонстрацией, что сильно повредило престижу Гитлера.

1 и 2 сентября в Нюрнберге был с большой пышностью отпразднован "Германский день". После этого был создан "боевой союз" нескольких военизированных объединений, среди которых было и СА НСНРП; это формирование, первоначально бывшее охраной собраний и "отделением гимнастики и спорта", все больше превращалось в военизированное объединение. Подполковник Крибель стал военным руководителем, а политическое руководство взял на себя Адольф Гитлер. Таким образом, две гражданские партии одновременно создали военные подразделения -коммунисты и национал-социалисты.

26 сентября фон Кар был назначен "генеральным государственным комиссаром", то есть диктатором наряду с по-прежнему действующим правительством в рамках чрезвычайного положения в мирное время. Сразу за этим последовало соответствующее чрезвычайное положение в Рейхе, и между Берлином и Мюнхеном создались очень напряженные отношения. Суть дела состояла в том, что сосуществовали одновременно несколько концепций национального правительства. Следовало ли ограничиться в этой крайне сложной ситуации преобразованиями в правительстве Штреземана, или заменить Штреземана "национальной директорией", или же из Баварии начать "наступление на Берлин" под командованием фон Кара и командира Баварского дивизиона рейхсвера фон Лоссова? Какой оказалась бы в третьем случае позиция Гитлера и Людендорфа, без поддержки которых предприятие не могло рассчитывать на успех?

Гитлер был убежден, что он один находится на высоте положения; он уже не ощущал себя лишь "барабанщиком". В его речах по-прежнему прослеживаются две разные составляющие: рационально воспринятый опыт и выходящая за его пределы интерпретация, применяемая в качестве ключа. Так, в конце октября 1922 года он сказал, что не менее 40% народа стоит на марксистских позициях, причем это самые активные и энергичные его элементы. Тем самым он утверждал, по сути, то же, что и Радек: коммунисты уже привлекли на свою сторону активное большинство рабочих. Тот же смысл имело высказывание в начале сентября 1923 года: воля направляемых из Москвы коммунистов тверже, чем у обрюзгших мещан вроде Штреземана. Утверждение, что для марксистов есть, как показывает пример России, только две стороны – победители и уничтоженные, тоже соответствовало тому, что говорили коммунисты. Приходится допустить, что Гитлер был действительно убежден, будто в Берлине заправляет правительство Керенского, а в центральной Германии уже существует Советская Саксония.