Ленин, со своей стороны, остро ощущал невыносимость и безвыходность такого положения вещей. Он пытался найти выход из затруднительного положения, предоставив стихийности свободу действий в экономике, заменив при этом продразверстку продналогом и таким образом дав крестьянам возможность продавать излишки на свободном рынке. Для этого обязательно были нужны известная мера свободной торговли и слой коммерсантов и торговцев, которые способны заниматься капиталистическими видами деятельности. Именно этот период Ленин назвал "Новой экономической политикой" (НЭП), и он предоставил X съезду партии, состоявшемуся в начале марта, определить основы НЭПа. Но тем решительнее он придерживался принципа политической партийной диктатуры, и он не боялся ввести в употребление термин "государственный капитализм". На самом деле уже в 1918 году он выразил свое мнение, которое убедительно изложил в своем сочинении "О продналоге": "Если в Германии революция еще медлит "разродиться", наша задача – учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание западничества варварской Русью, не останавляиваясь перед варварскими средствами борьбы против варварства".33 К началу 1921 года революция в Германии еще не разродилась. Но когда Россия стала государством диктатуры развития, при которой национализированной крупной промышленностью полностью располагали высшие органы партии, в то время как на более низком экономическом уровне ситуацию определяли свободная торговля и мелко-капиталистические коммерсанты и предприниматели, то анархо-утопический пафос, который, казалось, составлял ядро коммунизма qua Советской власти, должен был с удвоенной силой направляться против такого состояния, которое, по всем параметрам, было хуже, чем господствующий на Западе высший капитализм.

Первым и наиболее мощным выражением этой критики стало восстание матросов и населения Кронштадта, поскольку оно было организовано и вооружено, при этом направлено преимущественно против определенных явлений военного коммунизма. По времени оно совпало с X съездом партии, и, пожалуй, не совершенно случайно, ведь волнения и забастовки были и раньше, особенно в Петрограде, довольно частым явлением, напротив, по всем признакам уже ясно обозначилась тенденция к предстоящим послаблениям.

1 марта 1921 года общим собранием рядового состава 1-й и 2-й бригад линейных кораблей были выдвинуты следующие требования: новые выборы в Советы в условиях тайного голосования; свобода слова и печати для рабочих и крестьян, анархистов и лево-социалистических партий; свобода собраний; свобода профсоюзов и крестьянских объединений; освобождение всех политических узников, принадлежащих к социалистическим партиям; выборы состава комиссии по пересмотру судебных дел всех узников тюрем и концлагерей; свобода крестьян распоряжаться своей землей, если они не используют наемный труд; свобода кустарного производства на базе собственного труда.и

По большей части, речь здесь шла о требованиях 1917 года, которые, якобы были выполнены Российской Коммунистической партией. Но, безусловно, именно в этом и состояла, по мнению Ленина и партии, невыносимая угроза. Немедленно были предприняты приготовления к военному подавлению мятежа, в результате чего тон кронштадтцев стал еще резче: "Всем, всем, всем! ‹…› Купаясь в братской крови трудящихся, кровожадный фельдмаршал Троцкий первым открыл огонь по революционному Кронштадту, потому что здесь поднялись против власти коммунистов, чтобы восстановить настоящую власть Советов ‹…› В этом море крови коммунисты утопили все великие и светлые обещания и лозунги рабочей революции ‹…› Жизнь под игом стала страшнее смерти ‹…› Здесь, в Кронштадте, заложен фундамент третьей революции ‹…›, которая проложит новый широкий путь к творческой деятельности в духе социализ-ма".35

Если задуматься, насколько основополагающими в русской революции были такие понятия, как массы, самостоятельность, освобождение, отсутствие господства, и как они при этом призваны свидетельствовать против этой революции, то становится более чем ясно, что Коммунистический Интернационал отдал распоряжение добиться, наконец, в Германии силами новой массовой партии осуществления революции и либо завоевать победу, либо по меньшей мере отвлечь внимание мировой общественности от Кронштадта. Действительно, во время пасхальной недели в условиях необычайно тяжелой ситуации, в которой правительство Ференбаха оказалось вследствие чрезмерных репарационных требований Антанты и слабых попыток к сопротивлению, разразилась так называемая "Мартовская акция", которая в действительности была грандиозным восстанием в средне-германском промышленном районе и которую также можно было бы назвать "Мартовской революцией", тем более, что дело дошло и до мощных выступлений в Гамбурге и других крупных городах, в то время, как КПГ выступала с призывом к общей политической забастовке. Правда, в подготовительные мероприятия, проводимые в соответствии с так называемой теорией революционного наступления, вклинилась полицейская акция Верховного президента Герзинга, так что речь могла идти даже о провокации и о неповиновении. "Роте Фане" высказывалось чрезвычайно резко: "Немецкая буржуазия и ее социал-демократический руководящий сброд вырвали оружие из рук пролетариата ‹…› Как Кар (Kahr), с одной стороны, так и пролетариат, с другой стороны, [должен делать одну вещь]: плевать на закон. Каждый контрреволюционер обладает оружием. Рабочие не должны быть худшими революционерами, чем их противники – контрреволюционеры".36

Различие же состоит в том, что на этот раз, в отличие от предыдущего года, контрреволюционеры, которые идентифицируются преимущественно с баварской организацией самообороны Эшерих [Оргеш – организация бывших военнослужащих], не совершили путча. И стихийные волнения среди рабочих были далеко не так сильны, как в марте 1920 года, так что партии пришлось применить целый арсенал средств: покушения, подрывы, подстрекательство Охранной полиции под лозунгом: "Опрокидывайте трамваи, кидайте гранаты!"17 И хотя, по партийным данным, в бой вступили сотни тысяч, то есть больше, чем год назад в Рурском промышленном районе, но все же не миллионы, а лишь при участии миллионов эта гражданская война могла бы стать победоносной. Поэтому среди партийного руководства возникло сильное противоборство, и эмиссарам Коминтерна, среди которых были Матьяш Ракоши и Бела Кун, пришлось использовать весь свой авторитет для того, чтобы настоять на своем.

Но худшим в этом поражении было то, что прежний партийный лидер Пауль Леви еще в апреле опубликовал статью, в которой он рассматривал эту акцию как "величайший бакунинистский путч за всю историю", как войну коммунистов с четырьмя пятых немецких рабочих, которые подвергались неслыханным оскорблениям со стороны "Роте Фане". В качестве непосредственных виновников Леви назвал эмиссаров Коминтерна и при этом характеризовал их с помощью сердитого выражения "туркестан-цы".

За это он, разумеется, был исключен из партии, но с созданием "Коммунистического рабочего сообщества" (КРО) им впервые был осуществлен откол от ОКПГ. Тем самым, по-видимому, западноевропейский коммунизм был противопоставлен советскому коммунизму, и теперь нередко речь шла об антибольшевизме коммунистов-еретиков.

Итак, весной 1921 года стало очевидным, что Коммунистическая партия Советской России одержала победу в