Но эти жесткие слова были не только выражением обманутого доверия, которое, по мнению Розы Люксембург, когда-нибудь снова будет восстановлено, но были уже продиктованы новыми условиями, связанными с "великой русской революцией", как "Союзом Спартака" была названа мартовская революция', и высказаны с учетом захвата власти большевиками. Им предшествовали бунт на германском флоте, который Ленин поддержал осенью 1917 года в своих постановлениях, и забастовка 1918 года в Берлине, листовки и брошюры, доставляемые в Германию через Норвегию, и требования такого примерно содержания: "Победоносная революция не потребует столько жертв, сколько требует один день военных действий на поле безумия ‹…› Убейте монстра войны, уничтожьте своих палачей – и вы спасены, свободны и счастливы совместно с братьями во всем мире". Им, разумеется, предшествовали сведения о массовых расстрелах, проводимых ЧК, и зверствах, в которых, как говорили, были повинны большевики, и Розой Люксембург действительно набросаны критические заметки об авторитарности диктатуры Ленина и Троцкого. Но и для нее, и для ее соратников было само собой разумеющимся то, что все варварство и весь хаос возникли, главным образом, из противостояния противников и что русская революция мгновенно приобретет вид европейской и марксистской, когда в развитых капиталистических странах наконец начнется революция и вызволит угнетенных русских товарищей из их роковой изоляции. Поэтому после освобождения из тюрьмы она и Карл Либкнехт работали в сотрудничестве с так называемыми революционерами-старшинами и с частью существующих с марта 1917 года "Независимых социал-демократов", а также с посольством Советской России в Берлине, полные решимости добиться осуществления этой революции, несущей мир и всеобщее освобождение.

Последовало же германское военное поражение, которое пришлось на ноябрь, и никто не мог с уверенностью сказать, насколько провалом наступления во Франции весной и летом 1918 года Германия обязана революционерам, а насколько Людендорфу, желавшему возложить ответственность на новый режим парламентарной монархии. Во всяком случае, Карл Либкнехт и Роза Люксембург были убеждены в том, что германская революция – без сомнения, революция военного поражения, подобно русской мартовской революции 1917 года – теперь под руководством уполномоченных народом правых и независимых социал-демократов вступила в стадию, аналогичную русской революции периода правления Керенского, и теперь наступил решительный момент, чтобы довести ее до стадии социализма как господства без господ самих трудящихся масс. Но если Фридрих Эберт и был немецким Керенским, то мира он добивался иначе, чем его русский прототип, и он неустанно указывал на русский хаос и большевистские уж-асы, которые разрушат Германию, предадут ее на произвол союзников, если верх возьмет "Группа Спартака". В ноябрьских и декабрьских беспорядках члены "Союза Спартака" были, по крайней мере, настолько же жертвами, насколько и злодеями, но решающую роль сыграл ужас перед русскими обстоятельствами, хотя нельзя не признавать и того, что некоторые люмпен-пролетарии и просто воинствующие элементы, примкнувшие к партии, способствовали усилению ненависти к "Группе Спартака". Весьма показателен тот факт, что Карл Либкнехт и Роза Люксембург не смогли получить мандат для участия в 1-м общегерманском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов, состоявшемся в середине декабря в Берлине. Тем не менее съезд делегатов "Союза Спартака", проводившийся с 30 декабря 1918 года по 1 января 1919 года в Прусской палате депутатов с целью учреждения "Коммунистической партии Германии (Союза Спартака)" вызвал большой интерес общественности.

То, что значение этого явления выходит за рамки съезда одной из германских партий, явствовало из того факта, что с большим докладом выступил выдающийся представитель большевистской партии Карл Радек. Знаменательным было также то, что он прямо назвал немецкий пролетариат старшим братом значительно более молодого и в организационном отношении менее опытного пролетариата России, выход которого на всемирно-историческую арену вызвал великую радость у русских рабочих. Фактически имя Карла Либкнехта со времени его публичного протеста против войны, с которым он выступил 1 мая 1916 года, и вплоть до захвата власти большевиками было среди противников войны во всех странах значительно более известным, чем имя Владимира Ильича Ленина. Так что, когда Радек выразил надежду на скорый созыв в Берлине Международного рабочего совета как объединения, знаменующего собой окончательную победу антивоенных сил, это было совершенно закономерно, поскольку большевизм, по его (Радека) мнению, есть, по сути, не что иное, как "слезы вдов и сирот, боль за погибших и отчаяние вернувшихся". " Но партия отнюдь не намеревалась ограничивать свою деятельность исключительно или главным образом борьбой против войны, как могло бы показаться из-за берущих за сердце слов Радека. Программа, принятая партией и сформулированная Розой Люксембург, включала ряд очень важных требований во всей их полноте.

Она основывается на следующем ударном тезисе о [носителях исторической] вины: буржуазия с ее классовым господством как в Германии, так и во Франции, в России, также как и в Англии, в Европе, как и в Америке – вот кто признается истинным виновником мировой войны. Оно, это классовое господство, а вовсе не феодальное юнкерство в Германии само по себе, посредством развязывания мировой войны воплотило в жизнь свое право на существование. Из зияющей бездны, созданной им, нет другого выхода, кроме социализма, а потому сегодняшний лозунг должен звучать так: "Долой систему заработной платы!". Но победа социализма могла бы быть достигнута только путем самой большой гражданской войны во всей мировой истории с ожесточенно сопротивляющимся "классом капиталистов-империалистов", который для сохранения зарплатного рабства будет использовать крестьян и офицеров, и даже "отсталые слои рабочих" натравит на социалистический авангард. 16 Таким образом, выражать готовность делить государственную власть с "прислужниками буржуазии, с Шейдеманами-Эбертами" "Союз Спартака" никоим образом не мог. А потому непосредственные требования среди прочего включали следующее: разоружение всей полиции, всего офицерского корпуса, а также не пролетарски настроенных солдат, создание Красной гвардии, учреждение революционного трибунала, не более, чем шестичасовой рабочий день, аннулирование государственных и других официальных долгов, конфискация всего имущества, достигающего определенных размеров. Всего этого следовало добиваться "с железной решимостью". Вместе с тем говорилось, что пролетарской революции для осуществления своих целей не нужен террор, она ненавидит человекоубийство. Эти лозунги существенно отличались от аналогичных лозунгов гуманного социализма, выдвинутых, например, Куртом Эйснером, как это явствует из заключительных слов его речи в Баварии: "Вставай, пролетарий! На борьбу! Дело идет о завоевании мира и о борьбе с