Эти высказывания, очевидно, справедливы для любой страны. Здесь война предстает как преступление не потому, что она противостоит объективно уже возможному и необходимому миру во всем мире, а потому, что она представляет собой преступления конкретных преступников, руководствующихся в своих поступках эгоистическими целями. Эта банда преступников, в сущности, и есть буржуазия, даже если в других листовках термин распространяется только на так называемых подстрекателей в Германии и Австро-Венгрии.

Здесь необходимо попридержать коней. Несомненно, лица, наживающиеся на военных поставках, спекулянты продуктами питания, биржевые спекулянты, акулы (как любят говорить в Италии) были повсеместно, и везде простые люди относились к ним с огромной ненавистью. Отчасти эти явления были неизбежны, поскольку военная экономика, включая и германскую военную экономику, столь же мало контролирует свободу экономического движения отдельных лиц и фирм и вознаграждение за особенно успешную деятельность, так и систему цен как индикаторов дефицита. Но тезис о том, что эта совсем узкая прослойка развязала войну для удовлетворения своих алчных потребностей, был очень смелым, если не сказать несостоятельным. Если речь заходила о буржуазии, то, разумеется, вспоминалось хорошо знакомое марксистское положение о главном противоречии между трудом и капиталом, между пролетариатом и буржуазией. Но буржуазия не укладывалась в рамки этой небольшой прослойки. Сюда следовало по меньшей мере отнести всех предпринимателей и предположительно всех тех, кто был занят в качестве предпринимателя и служащего капиталистического государства: офицеров, чиновников, учителей и преподавателей всех разделов науки, людей свободных профессий. В состав этой буржуазии тогда следовало зачислить даже ту рабочую аристократию, которая неизменно выходила на передний план, когда ученые пытались найти социологическое обоснование ренегатству, имевшему место 4 августа. Эта буржуазия, конечно, составляет меньшинство, – но во всех государствах Западной и Центральной Европы сравнительно сильное меньшинство по отношению к простым рабочим и крестьянам, и она – не наживалось на войне. Точно так же она отдавала Родине своих сыновей, как и все прочие граждане; почти все офицеры запаса вышли из ее рядов, а потери, которые нес офицерский корпус, в целом вдвое выше, чем рядовой состав. 10 Ничто не было бы более несправедливым, чем утверждение, что этот офицерский корпус, якобы, жертвовал жизнью рядового состава, а тем более ради материальной выгоды.

Здесь авторы статей и прокламаций "Союза Спартака" путали истинную причину и просто сопутствующие обстоятельства, подобно тому, как это происходило при ренегатстве социал-демократических лидеров. Персонифицированные виновники и, соответственно, преступники заступали место неподвластных отдельной личности системных свойств, которые эти авторы в лучшем случае пытались сформулировать при помощи понятия "капитализм" и которые все же значительно вернее было обозначить термином безусловный суверенитет отдельного государства. Однако, по традиционной марксистской теории, мировая революция пролетариата уничтожит не только эту безусловность, но и государства вообще, а с ними классы, а с классами – устоявшееся разделение труда, так что массы самостоятельно, без посредничества профессионального аппарата, смогут осуществлять свою власть и создадут гармоничный мир без государственных и национальных границ, и даже без различия национальных языков.

Пацифизм социалистов-интернационалистов существенно отличался от пацифизма прочих, буржуазных пацифистов: это был неограниченный и воинствующий универсализм, в силу чего он оказался в положении жесткого противоречия с буржуазией, но в другом и более широком смысле, а именно противостояния всем тем, кто не разделял веру в скорое появление мирного неделимого и гармоничного человечества; веру, которая, в действительности, существовала с древнейших времен и нашла свое общеизвестное выражение на страницах некоторых книг Библии. Следовательно, "Союз Спартака" и социалисты-интернационалисты были партией веры, партией божьего воинства, если можно так сказать, используя естественные аналогии, или же партией борцов за справедливость. Но божье воинство издавна хотело истребить безбожников и смести царство несправедливости с лица земли. Итак, великое право на неприятие войны было связано с верой, которая подводила Либкнехта к необходимости замены гражданского мира гражданской войной, а Ленина – к необходимости превращения империалистической войны в войну гражданскую. Если эта партия придерживалась мнения, что за изначальные преступления войны ответственны не свойства системы или фаза исторического развития, а персонифицированные виновники, как преступники, которым предъявлено обвинение и которые, соответственно, подлежат уничтожению, то она, парадоксальным образом, должна была стать партией войны особого типа, раз ей не удалось добиться скорой, полной и повсеместной победы.

Партия вышла на качественно новый уровень, когда отказалась от абстрактных обвинений и направила свою борьбу, прежде всего, против основных виновников. С самого начала существовала большая опасность того, что не все социалисты в воюющих странах поведут борьбу одинаково энергично и одинаково успешно и что поэтому поражение ожидает именно ту страну, где действует наиболее сильная и активная социалистическая партия. Этим аргументом оперировали все защитники отечества или социал-патриоты внутри социалистических партий, и он на тот, достаточно продолжительный период оказался значительно более понятным массам немецких рабочих, чем разоблачение лиц, наживающихся на войне, милитаристов или буржуазии, как преступников. Но чем дольше длилась война, тем определеннее пропаганда, ведущаяся "Союзом Спартака" обращалась, прежде всего, против Германского рейха, который, как казалось в первой половине 1918 года, располагал значительными шансами на победу. В листовке "Союза Спартака" № 9, датированной июнем 1918 года, Роза Люксембург, которая тогда находилась в тюрьме, но в условиях господства прусского милитаризма занималась такой же широкой агитационной деятельностью, как Троцкий, будучи в тюрьме при правлении Керенского, отмежевалась от позиции Пауля Ленша, оценив сложившуюся ситуацию иначе: "Английский и французский империализм коренятся в колониальной политике прежних времен и в своем развитии подвержены инерции; германский империализм вплоть до начала мировой войны находился в эмбриональном состоянии, вырос до огромных размеров лишь в ходе войны и теперь растет с каждым днем и в кровавом дурмане миллионной бойни наполняется неудержимым стремлением к мировому господству, не знающему традиций, тормозов, учета последствий"." Но может ли небольшая прослойка общества из юнкеров, людей, наживающихся на войне и биржевых спекулянтов совершить столько чудовищных преступлений? Что они смогли бы сделать без серых шинелей, без немецких солдат, которыми, как утверждает "Союз Спартака", были все те же переодетые пролетарии и которых, даже по мнению их военного противника Луи де Робьена, а позднее Черчилля, значительная часть населения Украины и России ожидала с нетерпением, поскольку они несли порядок! Никогда ни один юнкер или буржуа не осыпал немецких рабочих такими бранными словами и наихудшими сравнениями, как Роза Люксембург в листовке "Союза Спартака"