часто способствовали прогрессу и даже боролись за него. Теперь был написан новый – куда в более ярких красках – портрет Ивана Грозного, и даже режим Николая I уже нельзя было характеризовать исключительно как "кровавый полицейский террор".3 Больше всего в позитивную сторону теперь изменилась оценка завоевательных походов царей, и дело шло к тому, чтобы ту экспансию Московии во все стороны света, в которой Карл Маркс видел опаснейшую угрозу для Европы, признать в качестве парадигмы исторического прогресса. В новой присяге красноармейца, утвержденной в 1936 году, уже не было речи о долге перед мировым пролетариатом. Уже начиная с 1935 года во главе Красной Армии были поставлены маршалы Советского Союза. Большая Чистка значительно ослабила интернациональный характер командирского корпуса, и освободившиеся высокие посты занимали преимущественно молодые русские и украинцы. В июне 1940 года были вновь введены звания генерала и адмирала, которые до тех пор считались буржуазными или царскими, и тем же годом датируется указ, разделивший солдат и командиров на два отдельных класса по довольствию.4
И все-таки начало войны привело и к качественному изменению. В речи от 6 ноября 1941 г. Сталин обвинял немецких фашистов, "лишенных совести и чести", прежде всего, в том, что они призывали "к уничтожению великой русской (!) нации, нации Плеханова и Ленина, Белинского и Чернышевского, Пушкина и Толстого, Глинки и Чайковского… Суворова и Кутузова".5 В буквальном смысле это означало как минимум духовное объединение и сплочение старой и новой России: феодальных полководцев, буржуазных деятелей искусства и прогрессивной, а также марксистской интеллигенции. Фактически и в эмиграции раздавалось немалое количество голосов (от Керенского до Милюкова), выступавших в защиту России от германского нападения. Поэтому произошло не просто изменение названия, когда в сентябре 1941 г. некоторые стрелковые дивизии были переименованы в гвардейские стрелковые дивизии и когда в последующие годы возникли целые гвардейские армии. В мае 1942 года был учрежден Орден Отечественной войны двух степеней, а Орден Суворова опять-таки подразделялся на два класса, высший из которых предназначался "для полководцев и командиров, которым удалось в наступлении уничтожить превосходящие силы противника".6 Если в Германии Рыцарский крест даже высших степеней вручался простым офицерам, то высшие ордена Советского Союза были зарезервированы за полководцами, и Власов в немецком плену жаловался на принятую у немцев уравниловку,7 тогда как один советский генерал, совершивший в 1944 году поездку в Великобританию, выразил удивление по поводу того, что простые солдаты обладали там правом ездить в одних купе с офицерами. 8 Поэтому опять-таки не просто поверхностным изменением терминологии стало, когда в январе 1943 г. командирский корпус впервые назвали офицерским корпусом. 9 Вновь введенные широкие погоны царской армии подтверждали, что между офицерским и рядовым составами существует ярко выраженное классовое различие, хотя самый что ни на есть простой солдат, как прежде, обращался к высшему офицеру "товарищ генерал". Теперь в рабочем кабинете Сталина висели портреты Суворова и Кутузова, царских генералов, воевавших с Наполеоном и одержавших победы. Он сам присвоил себе высшее воинское звание, и вскоре западные союзники называли его не иначе, как "маршал Сталин".
Чрезвычайно высокая оценка, каковую Сталин придавал кадрам, предположительно проявляется и в его тегеранском высказывании, которым он спровоцировал возражение Черчилля: вся сила могущественной армии Гитлера основана-де приблизительно на 50 000 офицерах, техниках и специалистах; если их уничтожить, то германская опасность будет устранена практически навсегда. Отсюда без труда можно было вывести мнение, что мощь Советского Союза, в первую очередь, зиждется не на миллионах трудящихся и простых солдат, а на руководящей прослойке высшего офицерского корпуса и специалистов по вооружению.
Но национальные традиции оказались реабилитированными не только в армии. В 1943 году в качестве союзника признали и православную Церковь: уже с начала войны церковные верхи молились за победу социалистического отечества, а теперь во многочисленных храмах вновь стали устраивать богослужения, заново открывались богословские семинарии, из-за "нехватки бумаги" уменьшалось количество газет и журналов для безбожников, порою эти газеты и журналы закрывались. В сентябре 1943 года Сталин официально принял в Кремле главу Церкви, митрополита Сергия, а чуть позже в московских соборах Сергий был торжественно провозглашен Патриархом Московским и Всея Руси (место пустовало в течение 20 лет).
В том же году Сталин совершил еще один поразительный шаг, распустив Коминтерн. За два десятилетия до этого и в Советском Союзе, и в ' Европе было широко распространено мнение, будто Коминтерн представляет собой центральный орган мировой революции, а московское правительство является всего-навсего одним из его филиалов, ранее других захватившим политическую власть. Теперь эту организацию постиг бесславный конец – ведь уже давно никто не сомневался в том, что в Коминтерне попросту работали агенты советского правительства. Теперь он не укладывался в новую политическую линию, и Сталин в интервью агентству Рейтер обосновал его роспуск тем аргументом, что надо было разоблачить ложь гитлеровцев, будто "Москва" стремится вмешиваться в жизнь других государств и "большевизировать" их; как раз роспуск Коминтерна якобы помогает работе "патриотов всех стран", способствуя их сплочению в "единый национальный лагерь свободы", независимо от партийной принадлежности и религиозных убеждений. " Итак, Коминтерн пал жертвой политики народных фронтов, которая, начавшись в 1935 году, сама накликала на него его судьбу, ибо теперь, по мнению Сталина, она сохранила фундаментальную важность для "борьбы против гитлеровского фашизма, стремящегося к мировому господству".
Как бы там ни было, Сталин и теперь не отказывался прибегать к наднациональным воззваниям. Но теперь они адресовались не мировому пролетариату, а славянским народам. Ведь уже в декларации по поводу оккупации Восточной Польши говорилось о кровном родстве, а теперь в Москве был образован "Панславянский комитет", а на обычных демонстрациях несли большие плакаты с призывом к единению славянских народов; в беседе с Милованом Джиласом Сталин сказал: "Если славяне сплотятся и сохранят солидарность, то в будущем никто и пальцем не сможет пошевелить. Даже пальцем." 13 Аналогичным образом он высказался в декабре 1944 года в разговоре с де Голлем: "Цари проводили плохую политику. Они стремились господствовать над другими славянскими народами. Мы же проводим новую политику. Славяне должны повсюду быть независимыми и свободными." *
Де Голлю принадлежит также весьма красочное описание ужина, данного в его честь в Кремле. По монументальной лестнице, стены которой были все еще украшены теми же картинами, что и в царское время, он вместе с сопровождающими проследовал в праздничный зал, где советские министры, дипломаты и генералы, "все в сияющих мундирах", собрались ради "неправдоподобно обильного ужина" за столами, блиставшими "невероятной роскошью".15 После ужина и тоста за международную дружбу Сталин
