Но Егоров не сдвинулся ни на йоту, он всё сидел со страдальческим видом.

– Цайт, цайт! – заорал бугай, показывая на часы на левой руке.

Он забежал за угол, чтобы выгнать русского, поддав ему в затылок. Этого только и ждал Егоров! Платок, издававший запах немецкого парфюма, кляпом застыл во рту фрица, а выхваченный из сапога нож был воткнут в самое его сердце.

Немец обвис и стал спускаться по стене сарая.

– Только б без лишних звуков,– молил всех богов Егоров.

Выхватив автомат, он ринулся в дом, на ходу уложив охрану комендатуры. Внутри было двое. От неожиданности, захваченные врасплох немцы в наутюженной униформе и начищенных до блеска сапогах, застыли, будто превратились в ледяные статуи. А увидев перед собой дуло автомата, подняли вверх рука. На столе у них лежала карта, на которой расположились схемы и чертежи со стрелками предстоящих наступлений. Кроме неё, там стопкой возлегали разные документы, рация, телефон…

Убрав фрицев одной очередью, Егоров перекочевал все бумаги со стола себе за пазуху, не забыв прихватить рацию с компасом, и обрезал ножом телефонный провод.

– Домой!– надо было уносить ноги, пока здесь не кинулись.

И, открыв ставни окошка, капитан выскочил на задний двор, перемахнул через забор, а дальше исчез в лесу. Он бежал сродни ветра, так ноги несли его домой, к своим, надо донести в ставку – дата наступления на карте указывала на завтрашний день.

– Только б добраться в сознании,– молился он, видя, как саднит рана на плече, и как убывают его силы.

В валежнике он решил перебинтовать себя, разорвав бельё, а заодно настроить рацию на свои позывные, чтоб передать всё, что разузнал. Как только справился, он, не мешкая ни минуты, продолжил дальше путь. Завидев бегущих навстречу ему замкомвзвода и комроты, он обессилено упал.

Казалось, сознание совсем покинуло капитана, но он, в полубредовом состоянии всё докладывал и докладывал, без конца называя дату и место наступления противника. Очнулся Егоров спустя сутки и сразу попросил пить, обезвоженный организм требовал влаги. Перед собой он увидел знакомые лица сослуживцев, которые в пересменку дежурили у его постели и фиксировали всё, что в горячке упоминал их командир.

Так наступление врага было сорвано, и все планы расстроены. А сам комвзвода капитан Егоров был представлен к высокой Государственной награде – Ордену Отечественной войны 2-й степени, памятным подарком ему стали командирские часы.

А почему подмога вовремя к нему не поспела, так причина была во сне, который, как известно, милее всего на свете! Заснул служивый на посту, тем более после баньки, так бывает… За что уже и поплатился – сослали его из разведки в штрафбат! Там руки – ноги больше нужны, чем голова…

Итоги, или Просто так… Рассказ

Дед сидел на завалинке и потягивал трубку. Хотя ему уже было далеко за 90, голова всё ж сохранила ясные воспоминания о былой жизни. Женился он рано, потом пошли дети, за ними ещё, а дальше началась война. На призывной пункт он явился сам, не дожидаясь повестки.

Белорусский фронт. В первые дни войны многое пришлось хлебнуть этой многострадальной земле. Враг нёсся на танках, машинах, мотоциклах, тачанках, быстро занимая небольшие сёла и колхозы Полесья. В один из осенних дней заметил Николай, Микола, значит, по – местному, засаду противника. Приблизившись к нашей позиции, немцы спрятались в стоге соломы и стали выжидать подходящий момент, чтобы ударить. Видел Микола, что немцев было раза в два больше, чем своих. Как быть: дать знать, что разоблачены или затаиться, вроде, остались незамеченными?

Подумал так…, подумал эдак…

– Двух смертей не бывать, а одной не миновать! Дай,– думает – за водой пойду, вроде – лошадей поить. Высунулся, тихо… Иду ведром размахиваю туда – сюда, вроде, у меня всё хорошо, и я не под прицелом! Дужка старого ведра издаёт при этом характерный звук «вр- вр, вр- вр …», скрежет как на качелях. Скрип этот, похоже, насторожил фрицев:

– Что это…? Не сирена ли? Не знак ли своим? А-а-аааааа…! – испугались, и давай вылазить из стога, да назад драпать!

Видит Микола, что враг уходит, махнул рукой своим, и давай их из пулемёта молотить! Половину немцев так и осталось лежать недалече от соломы, а не успевших вылезти из стога – взяли в плен. Николая за это даже к награде представили. За смелость! Хотя сам он и сейчас считает, что всё дело в дужке ведра, она его выручила!

– А было б ведро новое, да со смазочкой, наверное, убили б!– подытожил дед соседу, зашедшему навестить старика.

Жил он более, чем скромно, ел щи да кашу, но на жизнь не жаловался. Такая вот солдатская закалка!

– Важнее совесть и честь, чем брюхо набитое. Брюхо – так это второстепенное! Еду я купить могу, а вот честь не купишь, не продаётся! На том стояли – на том и стоим!

– Вот ещё случай. Служил я после войны на Дальнем Востоке в лесничестве. Чтобы обойти свои угодья и просмотреть всё, не день и не два понадобится – расстояния большие. Уходя в лес на неделю, брал с собой провизию, воду, фонарь, топор, спички, ватник и дождевик. Иду как – то по своим лесничим делам, а впереди медведь на опушке в пчелином рое копается, мёд добывает.

Сорвал Микола с плеча, было, ружьё, прицелился, а мишка взял, да и посмотрел лесничему прямо в глаза. Глаза в глаза: бей, мол, чего медлишь? Не по себе стало на душе, опустил Микола ружьё и ждёт, что теперь мишка на него нападёт! А медведь смахнул с морды пчёл и отправился в чащобу, тихо, мирно, как ни в чём не бывало…

– Бей, Микола, – мелькнуло в голове, он же не видит тебя.

Но опять что – то не так с душой у лесника.

– Зачем убивать? Тушу разделать и оттянуть домой он один не сможет, а просто так, или забавы, ради…? Ни к чему! А вдруг это ещё и самка, да у неё детки малые есть, так пропадут, не вырастут без медведицы!

Подумав так, опустил Микола ружьё и отпустил зверя восвояси. А сам дальше пошёл.

– Мир – миром и закончился! Ни он мне не навредил, ни я – ему! А вдруг не убьешь, а только поранишь, так он тебя в гневе вмиг задерёт! С миром к нему, и