Тогда же в октябре 1822 г. О’Хиггинс заявил, что предыдущий режим и конституция являлись временными, а совещанию следовало принять новый основной закон. Текст её уже был подготовлен в правительстве. Её автором был Родригес Альдеа. По этому документу Верховный правитель мог оставаться на своем посту ещё десять лет. О’Хиггинс рассчитывал, что собрание примет конституцию без возражений и был удивлен сопротивлением. Депутат Х.М. Иррарасабаль высказал сомнения по поводу полномочий собрания принимать конституцию. Это выступление стало сигналом и для других оппозиционеров, потребовавших ограничения власти не только министра Родригеса, но и самого О’Хиггинса[824].

На собрании происходили процессы, которые Правитель уже не контролировал. Все депутаты были избраны по спискам, составленным О’Хиггинсом, и по его мысли они должны были вести себя как военные: подчиняться власти и выполнять её указания. А между тем депутаты заявляли о своем праве разрабатывать и принимать законы[825]. О’Хиггинс игнорировал эти сигналы, свидетельствующие о нежелании политической элиты далее терпеть диктатуру.

Несмотря на протесты 23 октября 1822 г. ассамблея приняла конституцию[826]. Новый основной закон был хорошо продуманным и разумным документом. Он брал за основу кадисскую конституцию 1812 г., гарантировал все основные гражданские права. Парламент состоял из двух палат. Низшая избиралась на основе очень сложной системы, в которой участвовали кабильдо, назначавшие выборщиков, из которых по жребию выбирался депутат. Эта система предоставляла большие возможности для подтасовок. Верхняя палата состояла из «самых достойных граждан», из них половина назначалась правителем, другую половину избирала нижняя палата. Парламент заседал не более трех месяцев в году, а между сессиями работала комиссия депутатов[827].

После принятия конституции О’Хиггинс обратился к решению срочных проблем, связанных с неуплатой жалования эскадре и бедственным положением в Консепсьоне, где люди умирали от голода. В 1822 г. в провинции Консепсьон от голода умерло 700 человек. В стране вновь был объявлен принудительный заем, но денег собрать не удалось. В марте 1821 г. О’Хиггинс писал Сан-Мартину: «Никто не дает в долг ни под 40%, наша армия на юге не получает оплаты, с момента отхода эскадры чиновники, да и я сам не получаем жалования. Со стыдом признаюсь, что для личных трат должен ежемесячно с трудом искать, кто мне одолжит 500 песо»[828].

19 ноября 1822 г. произошло трагическое событие: Вальпараисо был разрушен сильнейшим землетрясением. Население восприняло это как Божье наказание за уступки еретикам, за разрешение создать некатолическое кладбище в городе. Камило Энрикес вынужден был даже выступить в газете с научным объяснением причин землетрясений. Народ возлагал вину за эти несчастья на О’Хиггинса. В тот момент О’Хиггинс был в порту и едва не погиб. Навалившиеся несчастья депрессивно действовали на него, все отмечали его усталость. Он шел к концу своего правления.

Диктатура О’Хиггинса включала в себя военный элемент, была, по определению Г. Саласара, своеобразным «военным цезаризмом»[829]. Эта не была военная диктатура, опирающаяся только на силу штыков. Цезаристская диктатура, хотя и была авторитарной по форме, опиралась на либеральные принципы, на защиту гражданских прав, собственности и, главное, независимости страны. Она считала своим призванием ввести в обществе новые обычаи и свободы, пусть силой и принуждением.

Цезаристская диктатура обеспечивала новый тип легитимации, столь же прочный, как религиозный принцип при монархическом правлении[830]. Она оправдывала свое существование не только потребностями ведения войны, но, главным образом, освящалась военными победами. Диктатура О’Хиггинса получила свою легитимацию в победах при Чакабуко и Майпу. Длительное отсутствие побед, особенно неудачи Сан-Мартина в Перу, равно как и победы эскадры вопреки командующему, лишали диктатуру доверия граждан, подрывали её легитимацию. Кризис режима «военного цезаризма» был неизбежен.

Диктатура испытывала трудности не только в столичной политике, но и в провинции, прежде всего, на юге. Ситуация в Консепсьоне была трагической. Крестьяне окрестных деревень были разорены и разбежались. Если за годы Войны за независимость сельское производство в центральных провинциях Чили упало на одну пятую часть, то в Консепсьоне оно составляло лишь 30–40% от уровня 1810 г.[831]

Губернатором провинции Консепсьон был Р. Фрейре, который к 1822 г. все более проявлял недовольство властями в Сантьяго, особенно министром Родригесом Альдеа. Причиной этого недовольства были постоянные отказы в деньгах, в которых так нуждалась провинция и войска. Более того, Фрейре был убежден, что это является проявлением личной неприязни министра к нему[832]. В целом Фрейре считал, что Сантьяго мало заботят проблемы провинций. Недовольство в Консепсьоне подогревалось прокламациями, получаемыми из Сантьяго, в которых правительство обвинялось в деспотизме.

В ноябре 1822 г. в столицу из Консепсьона приходили тревожные известия о зреющем взрыве недовольства. О’Хиггинс не воспринял всерьез эти новости, считая их преувеличенными. Принятие конституции в октябре, авторство которой приписывалось Родригесу, было неодобрительно воспринято в Консепсьоне. Открыто говорили о несостоятельности принятых Собранием законов. Новая конституция делила провинцию Консепсьон на отдельные департаменты, подчиненные напрямую Сантьяго, что умоляло политический вес главного города юга[833]. Это вызвало большое волнение среди местной элиты. Для многих была очевидной близость восстания в Консепсьоне.

Фрейре решил возглавить оппозицию. Получив текст новой конституции, он пошёл на открытый конфликт с центральной властью, не желавшей учитывать мнения провинций[834]. Он даже попытался привлечь на свою сторону Кокрена, командовавшего эскадрой, чьи отношения с правительством и с Сан-Мартином, только что появившимся в Чили после отставки в Перу, были весьма напряженными. Кокрен же твердо стоял на том, что не его дело вмешиваться во внутриполитические дела Чили. К тому же он глубоко уважал О’Хиггинса.

22 ноября революция в Консепсьоне стала фактом. Её глава Фрейре выпустил прокламацию, в которой объявлял незаконными все решения Собрания, которое навязало народу конституцию под угрозой штыков. Он обвинял деспотическую верховную власть в забвении прав и свобод граждан[835]. Фрейре призывал все кабильдо собраться «без различия классов» и избрать представителей на провинциальную ассамблею, которая должна собраться 30 ноября и определить дальнейшую политику провинции[836].

Фрейре с энтузиазмом поддержало население. На центральной площади народ сжег Торговый регламент и другие бумаги и распоряжения министра Родригеса. Народ потребовал от Фрейре свержения Родригеса и выразил готовность идти на вооруженный конфликт с правительством. Другим требованием стал созыв народного собрания[837].

Население собралось на выборы, в которых участвовали как землевладельцы и собственники, так и простые крестьяне и рабочие. Между тем, Фрейре направил письма губернаторам провинций, в которых жестко критиковал О’Хиггинса. 8 декабря 1822 г. представители