готовы были рискнуть по-крупному. Главное противоречие здесь заключалось в разном понимании статуса кочевых обществ в аграрном земледельческом государстве самими кочевниками и представителями этого государства. Для любого аграрного государства, такого как Россия, ценность населения заключалась в его способности платить налоги. Более того, основную ценность имело земледельческое население, которое было главным налогоплательщиком и поставщиком рекрутов для армии.
В то же время кочевники исторически не платили налогов или платили их мало, при этом занимая большие территории для ведения скотоводческого хозяйства. В самом общем смысле они не вписывались в схему управления аграрной империей. Андреас Капеллер писал в связи с этим: «Это резкое разграничение между оседлыми жителями и кочевниками проявилось в приглашениях, разосланных на Законодательную комиссию 1767 года. Кочевые народы были исключены из участников, в то время как оседлые мусульмане и язычники были признаны и допущены к её работе. Тем самым кочевники недвусмысленно рассматривались как граждане второго сорта»[235]. Такая постановка вопроса о гражданах второго сорта связана с более современной оценкой ситуации, отсюда использование в данном тексте слова граждане.
Если же говорить об условиях второй половины XVIII века, то здесь надо учитывать, что кочевники не воспринимались аграрной империей в качестве её настоящих подданных. Главным образом потому, что они не платили налогов и не обрабатывали землю. По крайней мере, в таком виде, в каком это делали оседлые мусульмане. В то время как законодательная комиссия, созванная Екатериной II в 1767 году, была призвана легитимизировать отношения государства с его подданными, в том числе в вопросе их налогообложения.
Ценность кочевников для оседлого государства могла быть связана с военной службой на пограничных территориях, как это было с калмыками в России или монголами в империи Цин. Но по мере завершения войн с другими кочевниками полезность кочевников для аграрного государства заметно снижалась. Поэтому опасения калмыков были вполне оправданны. Они не хотели оказаться в положении зависимых башкир, мещеряков, татар. Слишком долго они были доминирующей силой в Нижнем Поволжье, степях Северного Кавказа и на западе Казахской степи. Собственно, поэтому калмыки и рискнули.
Скорее всего, они рассчитывали, что смогут прорваться через казахские степи с минимальными потерями. В таком случае они могли выйти в бывшую Джунгарию с внушительной военной силой, что позволило бы, как минимум, вынудить империю Цин считаться с их появлением. Они наверняка знали, что у маньчжуров нет значительных сил на опустевшей джунгарской территории, в этом просто не было необходимости.
Поэтому появление большой армии в несколько десятков тысяч всадников могло застать Цинов врасплох. В любом случае маньчжурам потребовалось бы время для мобилизации сил тех же монголов и последующей переброски армии на запад. По крайней мере, пока джунгары были единым государством и у них не начались междоусобицы, империя Цин не имела возможности одержать над ними решительную победу. Если бы калмыки утвердились в Джунгарии до появления цинской армии, у них мог появиться шанс.
Возможно, именно из-за этого калмыки покинули пределы Российской империи зимой, в январе 1771 года, и поэтому они не предприняли попыток договориться с казахами заранее. Скорее всего, они рассчитывали на внезапность. Кроме того, они знали о том, что казахи были разделены, у них не было единой авторитетной власти. Следовательно, они полагали, что им придётся иметь дело с казахскими племенами по отдельности, как это часто происходило во время прежних нападений джунгар. В такой ситуации отдельным казахским племенам теоретически было проще пропустить калмыков, чем рисковать, вступая с ними в сражения. Никто из них не мог бы самостоятельно выстоять против объединённого калмыцкого войска.
В январе 1771 года калмыки переправились через Яик, в феврале оказались на Эмбе. С февраля по апрель находились на Эмбе, с начала апреля по июнь совершили переход к озеру Балхаш. В начале августа они вышли к китайской границе. Начиная примерно с Эмбы, отдельные казахские отряды стали атаковать калмыков. С одной стороны, они откликнулись на призыв российских властей остановить калмыков. С другой — сказывалась долгая история непростых отношений и конкурентной борьбы между казахами и калмыками. «Несмотря на все разногласия, калмыки и казахи были и ощущали себя людьми одного, чуждого европейской цивилизации кочевого мира, которые всегда находили общий язык и для которых непреодолимых расстояний просто не существовало. Но в данном случае договориться им не удалось. Слишком велик был соблазн для казахов с помощью русских легко и с выгодой для себя рассчитаться с калмыками за все прошлые обиды»[236].
В начале июня 1771 года у реки Моинты у озера Балхаш объединённые силы всех трёх жузов во главе с ханами Нуралы, Аблаем и наиболее влиятельными султанами, к ним присоединились ещё и киргизы, окружили калмыков. По сути, это был последний случай в истории, когда казахи собирали такое ополчение, в которое вошли представители всех жузов и основных племён. Калмыки вступили с казахами в переговоры и на время их проведения заключили перемирие на три дня. В ходе перемирия калмыки прорвали окружение и, бросив всех слабых, кто был не способен к быстрым переходам, стали уходить вдоль южного берега Балхаша.
Во время перехода по прибалхашским пустынным территориям калмыки подвергались постоянным нападениям со стороны казахов и киргизов. Но всё же, понеся большие потери, смогли добраться до реки Или. Та же группа калмыков, которые остались у Моинты, попыталась пройти вдоль северного берега Балхаша. Но они были разбиты казахами, многие погибли, остальные попали в плен.
В итоге к китайской границе добралась только меньшая часть тех калмыков, которые покинули пределы России в январе 1771 года. Теперь у наместника Убаши не было другого варианта, кроме как попросить подданства Цинской империи, даже если до этого у него были другие планы. Калмыков осталось слишком мало, они не смогли бы разговаривать с Цинами с позиции силы. Маньчжуры разделили калмыков на отдельные подразделения — джасакства, и разбросали их по большой территории. Они могли заниматься кочевым скотоводством, но не имели других возможностей. «Китайцы искусственно закрепляли традиционные связи кочевников на низших уровнях общин и племён и разрушали их на макроуровне союзов племён»[237]. И хотя в пределах империи Цин ойратов, особенно после прихода части калмыков с Волги, было всё ещё довольно много, но их развитие как отдельного народа явно замедлилось. Даже сегодня в китайском Синьцзяне казахов на бывших джунгарских землях существенно больше, чем ойратов.
Одним из последствий ухода наместника Убаши и его людей из России стала окончательная потеря калмыками междуречья Волги и Яика. Российские власти запретили калмыкам кочевать на левом берегу. В
