В Америке реформы привели к двойственному результату. Они не демонтировали полностью старую систему управления, но привнесли в неё новые элементы, которые дали толчок самостоятельному развитию, в том числе и в политической сфере. Эта двойственность реформ и их результатов вела к возникновению сильных противоречий в обществе, которые подспудно подрывали, казалось, незыблемый фундамент испанского владычества.
В течение XVIII в. испанская колониальная администрация провела в Чили серьезные реформы. Административные реформы способствовали созданию в Чили городского самоуправления. Королевский указ 1703 г. призывал чилийцев объединяться в города и поселки для формирования кабильдо — городского совета, органа местного самоуправления. До этого кабильдо было только в Сантьяго. Кроме того, административная автономия от Перу укрепилась с созданием в Сантьяго Аудиенсии, высшего судебного органа королевства Чили.
Аудиенсия занимала особое место в системе колониального управления. Нечеткое разграничение функций управления между Аудиенсией, её президентом, губернаторами и вице-королем делали этот институт единственным в свое роде органом, который объединял судебную практику, законодательную, политическую и административную власть[42]. Создание Аудиенсии в Чили, так и не ставшей чисто судебным органом в силу многофункционального характера своих полномочий, противоречило политике короны по централизации власти. Чили юридически могла ощущать себя самостоятельным королевством в рамках испанской монархии.
Реформы Бурбонов способствовали развитию городов. Были сняты ограничения для развития некоторых отраслей ремесла и внутренней торговли, в частности путы цеховой организации ремесленников. В 1810 г. секретарь Консуладо Сантьяго Т. Луркин в своем докладе корпорациям (сословиям, цехам, братствам, орденам, клиру) перечислил важнейшие, с точки зрения местных креолов, реформы: во-первых, были сокращены привилегии скотоводов, во-вторых, компетенция цехов была сведена к обучению ремесленников и взаимопомощи, что способствовало распространению ремесленного производства, так как открывало двери корпорации для новых членов[43].
Уличные торговцы в Сантьяго
Именно в конце XVIII – начале XIX в. Сантьяго приобретает облик города, сравнимого с другими столицами Испанской Америки — Лимой, Кито, Чукисакой. В городе строилось много общественных зданий. В частности, в 1806 г. был построен Правительственный дворец генерал-капитана[44], начато строительство Монетного двора, ныне известного во всем мире как президентский дворец «Ла-Монеда».
Чилийские интеллектуалы мечтали о свободе торговли, о разрешении производить промышленные (мануфактурные) товары, например, ткани. Один из самых просвещенных креолов, будущий лидер движения за независимость Мануэль Салас убеждал, что Чили стоит Испании слишком дорого, ибо не дает никаких доходов, поэтому вместо того, чтобы посылать товары из Европы, их надо производить в Чили[45]. Креолы были недовольны и налоговыми реформами Карлоса III. В 1776 г. из-за повышения налогов в Сантьяго произошли серьезные беспорядки.
С 1719 г. было разрешено плавание торговых судов между Кадисом и Чили, а с 1778 г. позволена свободная торговля между несколькими портами Испании и чилийскими Вальпараисо и Консепсьоном. Новая политика короны в этой сфере вполне устраивала чилийцев, о полной свободе торговли говорили лишь самые передовые люди и исключительно из идеологических соображений. По мнению историков С. Вильялобоса и А. Джоселин-Хольта, в Чили существовала свобода торговли де-факто. Креольская элита гораздо в большей степени, чем в свободе торговли были заинтересованы в создании казенных компаний, которые бы способствовали торговле зерном и ликвидировали бы диктат перуанских купцов[46].
Новая торговая политика Бурбонов в Америке дополнилась созданием торговых монополий (самые доходные из них — на табак и на ртуть, используемую при амальгамировании серебра). Результат этих нововведений был очень позитивным для испанской казны. Впервые за последние десятилетия Америка стала приносить большие доходы[47], что привело к возрождению метрополии в XVIII веке.
Однако начавшиеся в конце XVIII века европейские войны, в которых Испания воевала то как противник, то как союзник революционной Франции, полностью дезорганизовали торговлю между метрополией и американскими портами. Когда в 1796 г. британский флот блокировал испанские порты, торговля с Америкой замерла. Мадрид был вынужден разрешить прямую торговлю колоний с нейтральными государствами, прежде всего с США. Кроме того, расцвела контрабанда, на которой многие торговцы сделали целые состояния.
Свобода торговли мало интересовала самих коммерсантов, большинство которых было связано с монопольными торговыми домами Кадиса и Гипускуа. Более того, как только этот вопрос был поставлен на повестку дня, именно купцы оказали наибольшее сопротивление принятию свободы торговли, которая была идейной максимой просвещенных реформаторов. Коммерсанты, в том числе чилийские, имели печальный опыт либерализации после введения в 1778 г. свободной торговли между портами Америки и Испании, когда от наплыва товаров резко упали цены, и многие местные купцы разорились[48]. Однако реформаторы и будущие революционеры-патриоты твердо держались тезиса о благотворности свободы торговли для экономики и стремились к её реализации, несмотря на сопротивление торговой элиты Сантьяго.
Поместье в Центральной долине
Чили производила зерно и медь. Зерно не могло заинтересовать испанские рынки, а для вывоза меди транспортные издержки были слишком высоки. Торговый баланс Чили был негативным. Единственным рынком сбыта чилийских товаров было Перу, которое диктовало цены, пользуясь монопольным положением на рынке. Чилийские креолы в большей степени, чем к испанцам, чувствовали неприязнь к перуанцам, которых они считали своими угнетателями. Будущий вождь чилийских радикалов-сторонников независимости, а тогда советник генерал-капитана Х.М. Росас в 1809 г. писал: «Перуанцы — люди избалованные, женственные и привыкшие склонять колени перед своими вице-королями, восхваляющие их без конца, льстящие и возвеличивающие самых ничтожных деятелей»[49]. Чили считала себя несправедливо обираемой Лимой в торговле зерном. В многочисленных жалобах, в Мадрид в первые годы XIX века прослеживается недовольство дискриминационными по отношению к чилийской торговле протекционистскими мерами вице-короля в Лиме[50]. Чилийская идентичность формировалась в ходе противостояния с Перу.
Один из архитекторов бурбоновских реформ П. Де Кампоманес рассматривал колонии как территорию сбыта продукции метрополии. Принцип запрета на производство в колониях тех товаров, что могли поставляться из метрополии, особенно задевал интересы чилийской экономики. В 1762 г. Кампоманес в своем трактате «Размышления об испанской торговле с Индиями» настаивал, что необходимо сохранять запрет на производство в колониях тех товаров, что поставляются из Испании: «Торговая зависимость колонии крайне выгодна для метрополии»[51]. Из этого следовали многочисленные запреты на создание мануфактур и даже ремесленных мастерских в колониях.
Вице-король Перу Хиль
