вв. масштабное передвижение сяньбийских племён как с территории Монголии, так и из самой Маньчжурии в китайском направлении. Несомненно, что для племён, долгое время проживающих в условиях леса, быстрое продвижение на юг в числе прочих кочевых племён могло уже представлять определённые трудности. Поэтому они, возможно, и не были затронуты сяньбийским вторжением в Китай, остались на территории Маньчжурии и продолжали активно взаимодействовать с тунгусскими племенами, с которыми они проживали в одном природном ареале.
Монголия IX–XII вв.
Естественно, что длительное проживание в Маньчжурии не могло не иметь последствий как для культуры, так и для языка монголоязычных племён. В частности, Леонид Кызласов высказывал мнение, что существующие в монгольском языке заимствования терминов скотоводческой направленности из тюркского языка подтверждают, что древние монголы были в основном жителями лесов. «Историческое исследование монгольских языков показало, что монголы имеют свои термины для обозначения речных рыб, лесных диких животных (северный олень), но употребляют тюркские заимствованные слова для некоторых злаков, степных диких животных (лисица-корсак, дикий козёл-антилопа). Собственные термины для домашних животных относятся лишь к собаке, лошади, свинье. Весь скотоводческий лексикон, термины для обозначения быков, овец, верблюдов и мулов монголы полностью заимствовали у тюрок»[160]. Хотя, с другой стороны, многие монголоязычные племена исторически занимались кочевым скотоводством на территории той же соседней с Монголией Маньчжурии, например, это те же кидани или си. Не говоря уже о древних монголоязычных племенах дунху, сяньбийцах и ухуанях, которые были несомненными кочевниками.
Дело здесь, скорее всего, в том, что Л. Кызласов рассматривал те монгольские языки, которые широко распространились после переселения монголоязычных племён из лесных районов Маньчжурии в Монголию и прилегающие к ней районы. Здесь указанные заимствования вполне могли иметь место, потому что эта часть монголоязычных племён длительное время проживала в условиях, отличных от обычных степных. Соответственно у них не было необходимости вести кочевое хозяйство. Кроме того, они были оторваны от массы тех монголоязычных племён — сяньбийцев, жуанжуаней, которые активно участвовали в политической жизни в Китае и соседних с ним степях в середине первого тысячелетия. В таких условиях язык, несомненно, меняется.
Поэтому между тем языком, на котором говорили древние дунху или сяньбийцы, и тем, который стал базовым для языков, образовавшихся позднее монголоязычных народов, могли возникнуть различия. Именно эти языки впоследствии изучал Кызласов, а он как раз имел дело с языковой средой, которую в X–XI вв. принесли в Монголию переселившиеся из восточной Маньчжурии монголоязычные племена. При этом они, вполне возможно, столкнулись с фактически новой для себя культурной средой, и для них было естественным заимствовать новые для себя термины у проживавшего до них в Монголии тюркоязычного населения.
Также несомненно, что в восточной Маньчжурии имело место весьма интенсивное языковое взаимодействие между тунгусоязычными и монголоязычными племенами. Существует высказанное Булатом Зориктуевым предположение, что одним из таких заимствований и является само название монгол, которым стали называть все монголоязычные народы после создания государства Чингисхана. «Из множества толкований этимологии монгол выделяется следующая версия: данное название произошло от тунгусо-маньчжурского слова мамнгу, мангму, манггу, мангга, что означает «крепкий, сильный, упругий, твёрдый, тугой»»[161]. При этом «тунгусо-маньчжурские народы словом «мангу», «манга» называли весь Амур. Более того, данный термин существует в бассейне Аргуни. Справа в Аргунь втекает берущая начало с предгорий Большого Хингана река Жилюхэ, её название в переводе с китайского означает «стремительная, бурная река». Исконное название этой реки Мангу»[162].
Характерно, что, опираясь на свой анализ тунгусо-маньчжурских языков, Э. Шавкунов также предложил похожую версию происхождения слова «монгол» и связал его с именем уже упомянутого выше племени мохэ, создавшего в восточной Маньчжурии в конце VII века государство Бохай. По его мнению, «имя мохэ, то есть маньголь, монголо, мугули и т.п. состоит из двух слов, или частей, где первая часть мань, мон, му берёт своё начало от слова «манг» (сильная, тяжёлая), или «му» (вода), а вторая часть — голь, голо, гули — от слова «голо», что значит «страна, владение». В целом же древнее имя племенного союза мохэ можно будет расшифровать как «страна сильных вод» или «страна больших рек», что полностью соответствует действительности, так как основной центр расселения мохэских племён в IV–VII вв. приходился на бассейн Сунгари, Уссури, Нижнего Амура и их притоков»[163].
Б. Зориктуев приходит примерно к тому же выводу. По его мнению, «слово «мангол», в котором гласный звук «о» является средним между звуками «у» и «о», состоит из двух частей: корня «манго», соотносимого с названием реки Мангу и суфикса множественного числа — «л», обозначающего групповую совокупность людей. В сумме обе части дают значение «люди, живущие на реке Мангу»»[164]. По крайней мере, несомненно, что монголоязычные племена до своего переселения в X веке на запад, в степи Монголии, проживали в районе указанных рек, где они вполне могли взаимодействовать с теми же тунгусскими племенами мохэ и созданным ими государством Бохай, которое сравнительно долго доминировало в восточной Маньчжурии. Необходимо отметить, что вся приведённая выше информация и высказанные предположения будут чрезвычайно полезны при рассмотрении дальнейшего развития событий, связанных с образованием Чингисханом монгольского государства.
В любом случае примерно до конца IX — начала X вв. расположение племён в восточной Маньчжурии, как монголоязычных, так и тунгусоязычных, оставалось относительно неизменным. На востоке этого региона среди тунгусских племён доминировало государство Бохай. На его западе, главным образом в степной зоне Маньчжурии, располагались монголоязычные племена. Наиболее крупные из которых — кидани и си — находились в зависимости сначала от Тюркского, а затем и от Уйгурского каганатов. После разгрома последнего кыргызами племена киданей в степной Маньчжурии освобождаются от продолжавшейся столетия зависимости от имперской государственности различных тюркоязычных народов, находившихся на территории Монголии. В результате они начинают собственную борьбу за политическую гегемонию.
Сначала это происходит в Маньчжурии, где кидани в первую очередь вступают в борьбу со своими непосредственными конкурентами, родственными им племенами си. Часть племени си в 847 году, всего через семь лет после падения Уйгурского каганата, покорилась киданям. Некоторые из них бежали от победителей из Маньчжурии на запад. Сержан Ахинжанов высказывал предположение, что именно эти монголоязычные племена си дошли до Иртыша и стали известны арабским авторам под именем кимаков, которые затем вошли в кипчакский племенной союз[165]. В 926 году кидани под руководством Елюй Абаоцзи, который десятью годами ранее провозгласил себя императором, нанесли поражение своему восточному соседу государству Бохай. Из его западных земель ими было образовано вассальное государство
