Утагава Куниёси. Самурай наслаждаются музыкой
В современных мегаполисах, где люди живут более обособленно, нежели в деревнях или маленьких городах, а количество населения исчисляется сотнями тысяч, сэкэнтэй уступает место дзёсики[165], негласному кодексу правил, нарушение которых считается постыдным. Классическим примером следования дзёсики является поведение безработных японцев. Не имеющая работы женщина может преспокойно оставаться в будний день дома, поскольку ей работать необязательно, она может заниматься ведением домашнего хозяйства. А вот мужчине положено в семь или восемь часов утра уходить на работу и возвращаться вечером. Поэтому безработные японцы, даже если у них в этот день нет собеседований или каких-то иных дел вне дома, по утрам надевают костюмы, берут в руки портфели и отправляются куда-нибудь подальше от дома. Зачем? Затем, чтобы не выглядеть неудачником или бездельником в глазах соседей, не терять своего лица перед ними. Главное правило дзёсики – «не выделяться». Подросткам еще можно его нарушать – кто в молодости не совершал ошибок? – но взрослому человеку выделяться из общей массы равных себе не следует.
Стандартизированная культура, стандартизированная жизнь, стандартизированная нация…
Глава двенадцатая
Японский театр
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
В период Яёй, две с лишним тысячи лет назад, древние японцы под аккомпанемент барабана и флейты исполняли для выражения почтения к божествам-ками ритуальные танцы кагура[166], берущие начало от танца, который богиня Амэноудзумэ-но Микото танцевала перед входом в пещеру, где укрылась Аматэрасу-о-миками. «Если уж сама Аматэрасу заинтересовалась танцем, то и других богов он порадует», – решили японцы и начали танцевать в честь богов. Во время танца его исполнители могли держать в руках ритуальные предметы-торимоно[167], разнившиеся в зависимости от божества, которому адресовался танец, – в качестве торимоно могли выступать и ветка дерева, и веер, и меч, и вообще все что угодно, поскольку любой предмет в сознании японцев отождествлялся с тем или иным божеством. Считалось, что во время танца божество сходит в торимоно, а оттуда проникает в тело танцора, ненадолго сливаясь с ним в единое целое. Также танцоры могли надевать маски, олицетворявшие того или иного ками или животных.
Главной составляющей кагура является танец одержимости – камигакари, служащий для призыва божества и поклонения ему. Во время исполнения камигакари танцоры входили в мистическое состояние одержимости такусэн и становились оракулами, через которых божество передавало свою волю и свои благословения.
Обычно подобные ритуалы рождаются в народе и оттуда уже заимствуются высшими слоями общества, но с кагура вышло иначе. Этот способ поклонения богам родился при императорском дворе, где его исполняли жрицы-мико, считавшиеся потомками Амэноудзумэ-но Микото. Из дворца ритуальные танцы вышли к подданным и со временем распространились по всей стране, дав начало целой танцевальной культуре, которая из ритуальной превратилась в народную, а заодно и дала начало японскому народному театру но[168]. Представления но состоят из развлекательного действия, которое сопровождается танцем ками. Согласно традиции, на заднем сценическом плане всегда изображена сосна, символ вечности и постоянства, другие декорации не предусмотрены. Для того чтобы звуки со сцены были хорошо слышны и в задних рядах, под помостом, на котором развертывалось действие, устанавливали резонаторы – пустые глиняные кувшины. Реплики произносились громко, точнее, не произносились, а пропевались под музыку в классическом стиле гагаку[169], которую исполняли присутствовавшие на сцене музыканты. Также в представлении участвуют хористы-дзиутаиката[170], которые могут вести повествование или комментируют действия героев.
В представлении театра «но» четыре основных участника: главный герой – ситэ[171], его собеседник – ваки[172], комический персонаж – кёгэн[173] и музыканты-хаяси. В роли императора или сёгуна на сцене может появиться только ребенок. Дело в том, что еще в XIV веке актерам было запрещено изображать императоров и сёгунов, а на детей этот запрет не распространялся, поскольку роль, сыгранная ребенком, не могла считаться полноценным изображением микадо – все же видели, что это ребенок. Дети превосходно справляются с ролью правителя, поскольку она крайне проста – выслушать доклад да отдать повеление. Также дети играют детские роли. Детское амплуа называется коката[174]. При необходимости, ситэ или ваки могут сопровождать спутники-цурэ[175], а также друг-томо. Также на сцене могут находиться сценические помощники кокэн[176], которые подают актерам реквизит или оказывают иную помощь.
Сюжет драмы развертывается в пять классических ходов-дан согласно очередности выхода персонажей на сцену. Сначала появляется ваки, который представляется зрителям и произносит какой-то поясняющий монолог. Затем на сцену выходит ситэ, который произносит свой лирический монолог, задающий тон всему представлению. Третий дан – это встреча ваки и ситэ, сопровождаемая беседой. Далее следует изложение истории главного героя – ситэ в монологе, который дополняется репликами хора. В пятом, заключительном дане ситэ выходит в новом обличии и продолжает рассказывать историю героя. Пятиходовый композиционный принцип годан[177] согласуется с ритмическим правилом дзё-ха-кю следующим образом. Первый дан, представляющий собой самую медленную и простую часть представления, имеет спокойный ритм дзё. Второй, третий и четвертый даны, часто включающие в себя танец, обладают динамичным ритмом ха, а пятый дан, для которого танец является непременным компонентом, играется в стремительном ритме кю.
Давайте ознакомимся с сюжетом одной из ёкёку, классических драм в жанре но, написанной великим Дзэами Мотокиё (1363–1443), создателем ста с лишним пьес и двадцати четырех трактатов, посвященных различным аспектам сценического искусства. В наследии Дзэами важное место занимают пьесы о героях из домов Тайра и Минамото, созданные специально для зрителей-самураев. В пьесе «Ацумори», считающейся одним из лучших произведений Дзэами, рассказывается о встрече Кумагаэ (ваки) из дома Минамото с духом убитого им Ацумори (ситэ) из дома Тайра.
Предыстория описывается в «Повести о доме Тайра» следующим образом:
«Когда не осталось сомнений, что Тайра проиграли сражение, Наодзанэ Кумагай рассудил: “Витязи Тайра побегут к берегу, дабы спастись на кораблях. Вот бы сразиться с кем-нибудь из их прославленных полководцев!” С этой мыслью он пустил своего коня к побережью и вдруг увидел: какой-то воин на скаку бросился в воду вместе с конем и уже проплыл несколько танъов, направляясь к судну, плававшему поодаль. На всаднике светло-зеленый панцирь, книзу переходящий в темно-зеленый, на кафтане вышиты журавли, на голове двурогий шлем, у пояса меч с золотой насечкой и серый в яблоках конь под седлом, украшенным позолотой. “Несомненно, это знатный военачальник!” – подумал тут Кумагай.
– Эй, вернись! Стыдно показывать врагу спину! – крикнул он и, развернув веер, стал махать им, призывая беглеца возвратиться.
И
